— Почему ты так думаешь?
— Да по всему видно. Ты сама знаешь, как сейчас быстро развертываются события… А кроме того, у нас есть связь с товарищами на воле. Мы сообщим им, что ты здесь. Ты не унывай — это главное, не падай духом…
— Вместе со мной был арестован еще один товарищ. Я беспокоюсь о его судьбе.
— Мужчина или женщина?
— Мужчина, крестьянин, хороший товарищ.
— Видно, он сидит не с нашей стороны. Мы выясним и расскажем тебе о нем после похлебки. Еще один вопрос — тебя били?
— Да.
— Очень сильно?
— Достаточно.
— Негодяи! Не унывай, скоро мы им накладем по шее…
Роз зашагала по камере. Теперь она уже не одинока…
XXV
Пораваль потирает руки. Он доволен…
До этого он целых два дня был не в духе. Все началось с приказа, переданного позавчера его помощнику по кадрам. По сообщению Пайрена, в штабе сектора подозревали, что в состав отряда Жаку — Эмилио проник враг. Пайрен указывал на необходимость усилить бдительность и требовал немедленно сместить в этом отряде комиссара по кадрам.
Во-первых, Пораваль не любит, когда такие приказы поступают в адрес лиц, которых он считает своими подчиненными. Он не допускает мысли, что комиссары батальона могут действовать самостоятельно в каких-либо вопросах. Во главе батальона стоит майор, то есть он сам. У него есть два офицера штаба, не имеющих права превышать власть, предоставленную им званием капитана. Значит, все приказы должны поступать прежде всего к нему. Во-вторых, от него сейчас требуют замены человека, пользующегося его доверием, человеком, совсем ему неизвестным. Офицер, состоящий ныне в должности комиссара отряда (раз уж так настаивают на этом названии), — один из его первых товарищей по оружию. Он пришел вместе с ним из «Тайной армии» в маки Ф.Т.П.; правда, он никогда не хватал звезд с неба, но зато был превосходным солдатом, умевшим беспрекословно повиноваться приказам. За что же его в таком случае смещать? И ради кого? Ради какого-то там Парижанина, никогда раньше не воевавшего, не имеющего опыта партизанской борьбы, то есть, попросту говоря, с точки зрения Пораваля, совсем штатского человека. Ну, конечно, Парижанин, по всей вероятности, — коммунист. Это само по себе еще не говорит против него. Но только партийцы что-то уж слишком разошлись. В конце концов, кто командует батальоном? Коммунисты или Пораваль? Если командует он, Пораваль, то все должно делаться с его согласия. А раз так, то он категорически протестует против требуемой от него замены.
Едва Пораваль разобрался с этим вопросом, как новый связной доставил ему приказ об отходе. На этот раз распоряжение исходило от Марсо. Это был настоящий приказ, и Пораваль не протестовал. Правда, занимаемые им теперь позиции казались ему совсем неплохими, а его начальник разведки не сообщал ему ничего тревожного. Поэтому сам он не видел никакой необходимости в поспешном отходе и подчинился приказу только как дисциплинированный офицер. В тот же вечер все подразделения батальона отошли и расположились на новых позициях по заранее намеченному плану. Никаких происшествий не произошло, но в пути были получены два известия. Первое касалось боя, происшедшего после полудня в Бреньяде. Рассказывали, что там разыгралось большое сражение и что деревня сожжена вишистской милицией. Второе известие относилось к его собственному батальону: из отряда Жаку — Эмилио при таинственных обстоятельствах исчез один боец. Пораваль, естественно, сопоставил этот факт с сообщением Пайрена. Раздумывая обо всем, он задавал себе вопрос, нет ли прямой связи между всем этим и приказом об эвакуации, полученным из штаба сектора, а может быть, также и событиями в Бреньяде. Пораваль любил ясность во всех вопросах. Поэтому неопределенность, в которой он теперь находился, да и все догадки, более или менее правдоподобные, возникавшие у него в голове, только способствовали усилению его плохого настроения.
Утром на следующий день он отправил в штаб сектора связного, чтобы донести, как положено, о занятых им новых позициях. Связной возвратился около полудня и сообщил тревожные вести. Сам он чуть не нарвался на немецкую колонну, и, кроме того, по слухам, ходившим среди местного населения, по направлению к замку Кантамерль двигался большой отряд противника.
Охваченный мрачными предчувствиями, Пораваль вызвал к себе офицеров отряда Жаку — Эмилио и стал выяснять подробности исчезновения бойца из их отряда, о чем ему сообщили накануне. Было установлено, что в отряде отсутствовали двое: Пейроль и еще некто по имени Лесаж. С Пейролем ничего особенного не произошло, если не считать, что он запоздал с возвращением в лагерь. Он был послан из группы в Палиссак, а затем стало известно, что его задержали по делу в штабе сектора. Но исчезновение второго бойца не могло не вызвать серьезного беспокойства. Его знали мало, никто не поручал ему никакого задания, и он скрылся без всякого предупреждения. Предполагали, что это случилось в тот самый момент, когда в отряд был передан приказ об эвакуации.
— Это же позор! — кричал Пораваль, стуча кулаком по столу. — Терять людей таким образом, да еще так плохо их знать!
Запросили сведения из другого отряда, откуда прибыл этот Лесаж, и выяснили, что все данные о нем ограничиваются довольно запутанной историей, рассказанной им в момент вступления в отряд. Он заявил, что он еврей, сирота, подвергался из-за своей национальности преследованиям со стороны немцев. Он сказал также, что пришел пешком из Бордо, и поэтому сообщенные им сведения нельзя было сразу проверить. Ему поверили на слово, как приняли на веру и его удостоверение личности на имя Соломона. Отсюда сразу же появилось и прозвище — Лесаж
[25]
. Один из его товарищей по группе, тоже еврей по национальности, заметил, что Соломон явно сторонится его. Но об этом вспомнили только сегодня. Его еврейское происхождение было несомненно вымышленно. Оно нужно было просто для обоснования всей истории. Несколько дней спустя после прибытия в маки этот Соломон вызвался добровольно перейти в отряд Жаку — Эмилио, и его бывшая группа забыла о нем.
Получив эти сведения, Пораваль вспомнил свой разговор с Марсо, когда тот сделал ему замечание относительно метода, каким пополнялся отряд Жаку — Эмилио.
— Не нравится мне ваш метод, — сказал Марсо.
— В армии отборные части создаются именно из добровольцев.
— Наша военная организация отличается от всех других армий.
Вспомнив сейчас об этих словах, Пораваль стал строго отчитывать офицеров за легкомыслие и беспечность, царившие, по его мнению, в батальоне, и в первую очередь обратил свой гнев на комиссара по кадрам отряда Жаку — Эмилио.
— Я тебя снимаю с должности тут же, на месте, слышишь, тут же! Ты не способен контролировать свой личный состав и не умеешь разбираться в людях.
Тот не спорил. Пораваль был для него таким начальником, решения которого он всегда считал правильными. И хотя Пораваль бывал иногда вспыльчив, все же он знал его как хорошего человека и прекрасного командира, который искренно заботился о своих бойцах, гордился их выправкой и дисциплиной и больше всего дорожил честью своего батальона.
