Через несколько дней в Фергану прилетели Маргелов, Сухоруков и небольшая группа офицеров. Сразу же пригласили в кабинет Королева, Петрякова и меня. С комдивом поговорили по общим делам, немного о боеготовности дивизии, если придется ее применять в Афганистане. Вспомнили про аэродромы, пришлось развернуть схемы, попытался было им доложить, но они меня слушать не стали, а просто, рассматривая схемы, разговаривали между собой, давая свою оценку аэродромам. Правда, Сухоруков все же спросил меня: «А вы лично видели эти аэродромы?» — «Нет, товарищ командующий, я лично был на аэродроме Баграм, а схема аэродрома Кабул составлена со слов авиаторов местного полка». Больше меня военачальники не тревожили. Пробыли мы в кабинете с командующими более часа. Затем Петрякова и меня отпустили. В этот же день они улетели в кировабадскую дивизию. После их отлета в штабе дивизии было много всяких кривотолков. Каждый хотел высказаться о своем, наболевшем, о своем видении хотя бы на ближайшую перспективу, а тем временем войска, не обращая внимания на слухи, продолжали ковать боевую подготовку на, полигонах, стрельбищах и в предгорье. К большому сожалению, заниматься боевой учебой войскам долго не пришлось.
В середине октября из Москвы в дивизию пришла депеша, содержание которой очень болезненно отразилось на настроении офицеров и ветеранов: «Ошский полк отправить в Германию, в город Котбус, сформировать на его базе десантно-штурмовую бригаду, чирчикский полк переформировать также в бригаду и переподчинить Туркестанскому военному округу. Часть подразделений отправить в Брест и сформировать в Белорусском военном округе десантно-штурмовую бригаду, а некоторые подразделения в Капчагай для Средневосточного военного округа, где была сформирована бригада сокращенного состава». Этим новым формированиям, по нашим сведениям, отводилась немаловажная роль в предстоящих крупномасштабных операциях, что и послужило поводом для расформирования дивизии. В верхах бытовала и другая версия, это было необходимо для оперативной маскировки перед вводом войск в Афганистан. Однако намного позже появилось и третье толкование. Оно исходило, как мне стало известно, из кабинетов второго этажа штаба ВДВ. На этом этаже принимались судьбоносные решения, определялся уровень качества боевой подготовки той или иной дивизии. Здесь уже давно сложился свой микроклимат и давно каждой дивизии была отведена своя высота пьедестала. Чем ближе к столице, тем выше ступень почета, и наоборот, чем дальше, тем ниже рейтинг дивизии и соответствующее внимание военачальников к ней. По их убеждению, конечно же, субъективному, предпочтение отдавалось Тульской дивизии, за ней Витебской и так далее на запад. Конечно же, наша, Ферганская дивизия от столицы находилась не за сотню километров, а за несколько тысяч. Поэтому на втором этаже и «достойное» отношение к ней было, да и соответствующее название прилипло — «дикая» дивизия. Часто это слово при упоминании о дивизии употреблял и сам Маргелов. Вот когда в. Минобороне с согласия «святейших» членов Политбюро было принято решение, а какой же дивизией ВДВ пожертвовать ради усиления мощи и мобильности военных округов и групп советских войск за границей? И тогда без страха и сомнения на втором этаже Матросской Тишины, не задумываясь, перечеркнули судьбу нашей дивизии, несмотря на то что в правительстве уже прорабатывался вопрос о вводе войск в Афганистан, в том числе и одной воздушно-десантной дивизии с учетом специфики ее подготовки. По нашему мнению, основанием для принятия такого решения было одно далекое расстояние от Москвы. По боевой подготовке наша дивизия была не хуже других братских дивизий, а по одиночной — намного лучше. Даже специфика подготовки в учет не принималась. Тех, кто тогда принимал такое скоропалительное решение, уже давно нет в живых. Настало трудное, если не сказать, тяжелое время и для меня. В начале ноября отдельная дивизионная разведывательная рота должна убыть в поселок Великая Корениха и стать базой для формирования десантно-штурмовой бригады в Одесском военном округе.
Эшелон был уже заказан. Отправка назначена на поздний вечер. Ротой всего лишь три месяца командовал капитан Сазанский. Никифоров столько же времени руководил разведкой ферганского полка. Ближе к концу рабочего дня рота была построена на плацу полка. Я видел этот родной за столько лет службы строй разведчиков и некоторое время не решался к нему подойти. Немного постоял, психологически переборол себя и медленно двинулся к разведчикам. Поздоровался с парнями, чувствую, к горлу подступает ком. Думаю, только бы не сорваться. Взял себя в руки и просто обнял каждого офицера, сержанта и солдата. Вспомнил почему-то те годы, когда был лейтенантом и вместе вот с такими гвардейцами шастал по пескам и горам, обучаясь военному мастерству. Выручил подошедший Никифоров, разговором отвлек меня от мрачного настроения. Вместе с Володей пожелали личному составу удачи на новом месте службы. Я попросил разведчиков исполнить песню. «… Ну как ты обходилась без меня, а я вот без тебя не обойдусь…» Они ее исполняли очень здорово. Затем, чтобы не расплакаться, махнул Сазанскому рукой, мол, уводи роту, а сам расстроенный ушел домой. Жене и сыну сказал, что в Фергане разведчиков больше нет. Они сегодня поздно вечером эшелоном убывают в Одесский военный округ. На этом и закончилась деятельность самого боеготового подразделения Ферганской дивизии. До сих пор помню офицеров, сержантов и солдат роты, многие из них звонят и поздравляют меня с праздниками по сей день.
В середине ноября Королев объявил офицерам управления сбор, и не где-нибудь, а в Доме офицеров. Тостов было много, каждый хотел высказаться, пожелать сослуживцам успехов и благополучия на новом месте службы. Во время перерыва ко мне подошел Петряков: «Ну что, офицер Витебской дивизии, отъезд не затягивай, уезжай и обживайся, а я дождусь, пока архив дивизии сдадут в округ, и тоже вместе с Шеметило подъедем». Каждый начальник уже знал свое место службы. Я получил назначение на равнозначную должность в Витебскую дивизию. На этом сборе мы как бы нашу 105-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию похоронили. От дивизии остался один полк, да и то без батальона, который находился в Афганистане. Вообще тот батальон был ошского полка, но когда полк убыл в Германию, афганский батальон передали ферганцам, а часть подразделений местного полка отправили в Капчагай. Через несколько дней, попрощавшись с семьей, убыл в Витебск. Уезжал поездом, чтобы не испытывать судьбу, в это время в Фергане долина, как правило, покрывается туманом, который может в безветренную погоду стоять по нескольку суток.
На четвертые сутки прибыл к новому месту службы, где прошел формальную процедуру представления новому коллективу. В течение двух недель познакомился с разведчиками, их бытом и после анализа всего увиденного прибыл к командиру дивизии на доклад. Разговор был длинным. Рыбченко мне даже рассказал о неблагополучном периоде, который одно время наметился в дивизионной роте, тогда пришлось многих офицеров заменить, как не выдержавших испытаний, предъявляемых разведчикам. «В настоящее время положение дел в роте выправляется, — продолжил командир, — держи все дела на жестком контроле. Заходи, не стесняйся. А кстати, ты не знаешь когда прибудет Петряков?» — «Знаю, как только будет в округ сдан архив дивизии», — ответил я. — «Ладно, иди занимайся своими делами». Через пару дней я убыл в Минск на сбор начальников разведки дивизий и командиров специальных разведподразделений Белорусского военного округа, который проводил начальник разведывательного управления генерал Иванов. Перед отъездом в Минску меня состоялся телефонный разговор с начальником разведки ВДВ полковником Кукушкиным, который выдал мне необходимые рекомендации и пожелания. Как оказалось, они были с Ивановым давнишними друзьями и поддерживали эти отношения на высоком уровне: «Михаил Федорович, преподнеси ему наш десантный сувенир и привет от фронтового друга: десантную тельняшку, голубой берет и десантный нож». Этим сувениром не всех жаловали, а только уважаемых гостей. Просьба шефа — это закон для подчиненных. Провожал меня на железнодорожный вокзал Качанов, благо была суббота. До отхода поезда свободное время нам позволяло зайти в привокзальный ресторан и поужинать. Перед входом в ресторан была небольшая группа из желающих, но по предъявлении билета швейцар нам разрешил войти без очереди. Зал ресторана и обслуживание были очень даже приличными. Большая разница с ферганскими городскими ресторанами и обслуживанием, можно смело сказать, разница большая, как небо и земля. Так что до отхода поезда нам было о чем поговорить. Играл оркестр, нас девчата даже на танец пригласили, они оказались знакомые Качанова, а потом всей компанией проводили меня до вагона. В этой стране испокон веков к военным было хорошее отношение. Вот и нас девчата этим чутким вниманием не обделили. Около вагона мы разговаривали и шутили, а через несколько минут проводница всех уезжающих пригласила зайти в вагон. «Возвращайся быстрее, мы все будем тебя ждать», — сказали девчата. Заходя в вагон, я на прощание махнул им рукой. И тут же поезд тронулся. Через окно своего купе я видел медленно удаляющиеся веселые лица девчат и Анатолия, которые дружно махали руками поезду, который увозил меня в Минск.
