Первые самолеты Витебской дивизии стали приземляться около семи вечера. А здесь еще как назло начался снег, что редко бывает в Кабульской чаше. Афганцы, наверное, радовались, так вам и надо, неверные, Аллах с нами. Снегопад тем временем здорово затруднял прием и разгрузку самолетов. В первой группе прибыло шесть самолетов, а где седьмой, заблудился, что ли? Стали ждать, на связь экипаж не выходит. Стали теряться в догадках. Совсем не хотелось в плохое верить. Тем не менее трагедия произошла. То ли эшелон полета самолета был ниже, то ли во время снегопада он немного изменил курс и на крейсерской скорости врезался в вершину горы. На борту самолета «Ил-76» кроме экипажа находилось тридцать семь десантников из роты материально-технического обеспечения 350-го полка, которым командовал подполковник Шпак. Погибли все. Это были первые потери десантников в необъявленной афганской войне. Мы очень болезненно переживали эту нелепую смерть наших боевых товарищей. Позднее все же провели расследование авиакатастрофы, которое показало, что действительно самолет зацепился за вершину горы в шестидесяти километрах от Кабула и взорвался. Говорили, что на аэродроме якобы даже видели сквозь идущий снег вспышку в горах.
К утру двадцать шестого декабря главные силы дивизии были переброшены в Афганистан на подготовленные ферганскими десантниками аэродромы Кабул и один полк — на Баграм. Операция планировалась на вечер следующего дня по сигналу «Шторм». А пока Кабул жил жизнью большого восточного города со своими заботами и проблемами, даже не подозревая о том, что через сутки шурави изменят их политическую жизнь и уничтожат ненавистный афганскому народу аминовский режим.
Работали духаны, на базарных прилавках, несмотря на то что стояла зима, было полно апельсинов, они оранжевыми горками заметно выделялись на фоне других продуктов. Духанщики бойко зазывали прохожих посетить их магазины, ну хотя бы одним глазом взглянуть на их товары, а потом, возможно, и сторгуемся. Ну а если заприметят европейца, оторвут рукава от пиджака, но затащат в свой магазин и будут часами показывать товар.
Нашими военачальниками для захвата были определены следующие объекты: резиденция Амина, которая находилась на южной окраине города, Генеральный штаб под руководством подполковника Якуба, полностью преданного Амину офицера, несколько зданий: министерства обороны, командования ВВС и ПВО около аэропорта и «Радио Кабула». Все эти объекты хорошо охранялись, и на легкую победу рассчитывать не приходилось.
Самолет, в котором находились генерал Костылев и офицеры оперативной группы дивизии, то ли по стечению обстоятельств, то ли по злому умыслу афганского диспетчера, вместо того чтобы приземлиться в составе передового отряда, приземлился в замыкании основных сил десанта. В одном самолете на войну двум генералам лететь нет смысла, если не сказать хуже. Пока мы с Костылевым летали туда-сюда, генерал Рябченко развернул полевой командный пункт дивизии и организовал прием личного состава. В Кабуле уже было светло. Выходя из самолета, я увидел Кукушкина, который что-то увлеченно объяснял Костылеву. Подойти не решался, остановился в стороне и стал ждать, пока освободится начальник разведки. Увидев груды материальных средств на обочине стоянок и рулежек, я ужаснулся: неужели это мы все с собой привезли? В это время из чрева самолета по трапу скатился «уазик» и остановился около генерала. Тот быстро сел в машину, хлопнул дверью и был таков. Кукушкин сказал, что генерал не в духах от того, что прилетел к шапочному разбору. На долгую беседу начальник со мной не был настроен, но все же кое-что рассказал. Он указал нам ориентир, и мы по аэродрому направились в сторону штаба дивизии.
На месте, где планировалось расположение штаба дивизии, царил беспорядок. Правда, штабная палатка со средствами связи была готова. Начальник связи Горовой и его помощник Литовцев уточняли связистам места, где им развернуть узел связи дивизии. Я подошел к связистам, спросил у них, есть ли телефонная связь с дивизионными разведчиками. «Обижаешь, начальник, на трубку и говори со своим командиром роты». — «Давай, Евгений Иосифович, трубку». Крутнул рукоятку полевого аппарата. На том конце провода мне ответил Комар и доложил, чем занимаются разведчики. Разумеется, это меня взбодрило, сказал спасибо связистам.
Остаток светлого дня был использован для того, чтобы наши военные советники, так называемые мушаверы, вместе с командирами полков и некоторыми командирами подразделений познакомились с маршрутами, которые ведут к объектам захвата, и на месте смогли изучить подступы к ним. К этому времени посольства США, да и других недружественных нам стран оживились, активизировали свою деятельность вокруг аэродрома и города в целом. Поэтому маскировка и осторожность при выезде в город даже на гражданских машинах соблюдались.
К вечеру уже стал вырисовываться палаточный городок штаба дивизии, соседних частей и подразделений. Поздно вечером нас пригласили на ужин. Кормили консервами. Отдыхали, кто как мог и кто на чем устроился, в основном на земле, но в палатках. Сон долго не приходил. Вставали, выходили на улицу покурить и подолгу вели разговоры между собой. Небо, несмотря на конец декабря, было звездное, но довольно прохладно, если не сказать, холодно.
Утром снова стали подъезжать мушаверы в своей, афганской, форме, еще какие-то важные персоны, но они были в штатском, и определить, кто из них военный, а кто гражданский, было невозможно. Весь оставшийся день штабная палатка напоминала муравейник, одни входили, другие выходили, и так целый день. Ближе к вечеру меня подозвал комдив: «Позвони в роту, пусть подготовят одну группу, которая будет сопровождать меня вечером по городу. Выезд по моей команде». Позвонил Комару, ротный капитан Пащенко еще не подъехал, он как бы считался в отпуске, и озадачил его поручением комдива. К этому времени мне уже стало известно от Костылева, что к вечеру должны быть подготовлены две разведгруппы, которые будут работать в ночных условиях. Район разведки, чтобы не было утечки информации, он доведет позднее. Бред какой-то, да и только, по поводу утечки информации, кому разведчики станут докладывать о задаче. С наступлением темноты гостей в лагере не стало, все как-то незаметно исчезли.
Костылев в штабную палатку пригласил Петрякова, меня, связиста и офицера-оператора для заполнения журнала боевых донесений. Наступила подозрительная тишина. Я боевую задачу знал в целом, а конкретно свои задачи знали только командиры полков и подразделений, которые должны работать на отдельных направлениях.
Около семи вечера, словно по команде, завелись боевые машины 350-го полка, самоходно-артиллерийского дивизиона, артиллерийского полка, и вся эта мощь из лагеря двинулась в сторону Кабула. Двинулся в сторону аэропорта и ферганский батальон капитана Алиева.
Одним словом, дивизия перешла к решительным действиям. Минут через тридцать в городе началась интенсивная стрельба, которая то затихала, то снова с еще большим ожесточением возобновлялась. Тысячи трассирующих пуль, рикошетируя от земли, взметнулась в темное небо в районе аэропорта. Зрелище красивое, но за ним были человеческие жизни как с одной стороны, так и с другой. Тем не менее раньше всех, за тридцать минут до общего сигнала «Шторм-333», в район разведки убыли две разведгруппы дивизионной роты. Разведку вели по-боевому, в ночных условиях, на чужой местности. Одну группу возглавлял лейтенант Ленцов, другую — лейтенант Марченко. Офицеры обладали высокой профессиональной и физической подготовкой. Они должны были своевременно вскрыть выдвижение афганских танков к городу с восточного направления.
