Однако первая гроза продолжалась недолго. А причиной тому послужил майор Челяев, из-за которого все началось. Через некоторое время он появился в крепости сам, к удивлению и радости ее обитателей. Как раз накануне устроенной вылазки его перевели в зиндан – обычную тюрьму для преступников, лишив таким образом статуса заложника. Оттуда ему удалось бежать, воспользовавшись поднявшейся суматохой, а добраться до крепости и проникнуть в нее с помощью тайного хода оказалось уж совсем нетрудно.
Сведения, которые сообщил Челяев, и то, что было уже известно, давали основание определить общую стратегию действий противника. Реут посчитал нужным поделиться своими соображениями с князем Мадатовым, с кем у него сложились дружеские отношения. Генерала Ермолова он решил на этот раз не тревожить. Вызвал к себе Болдина и как ни в чем не бывало заговорил:
– Поедете к генералу Мадатову, его в последний раз видели у Красного моста через речку Храм, вот здесь. – Полковник показал на карте. – Где он сейчас, не знаю, сориентируетесь сами. Передадите ему мое письмо, оно о том, что затевают персы. Я помощи у генерала не прошу, у него свои задачи, но если будет интересоваться, расскажете все как есть, у нас секретов нет. Воевать будем, пока хватит сил, но их, к сожалению, немного. И еще одно... – Полковник помолчал, как бы подыскивая слова: – С вами поедет моя дочь, я прошу генерала позаботиться о ней. И вас прошу о том же, это все, что у меня есть, не подведите старика...
Тут голос Реута дрогнул, и он отошел в дальний конец комнаты, пытаясь скрыть волнение. Потом подал Болдину письмо.
– Вот, ознакомьтесь. Секретов тут никаких нет, но не хотелось бы, чтобы его читали посторонние лица.
Болдин взял бумагу, она содержала всего несколько строк:
«Любезный князь! Вот уж месяц как я воюю с супостатами, вторгшимися в наш край. Все вокруг ими разорено, твое имение сожжено, только и удалось, что спасти сотню жителей да кое-какой скот. Держимся из последних сил, едим лошадок да зерно из сусеков выметаем. Еще пару недель выдюжим, а там как Бог всемилостивый положит.
Принц тревожить нас в последнее время перестал, хотя сил у него во многажды больше. Могу предположить почему. Ведомо стало, что он отправил царевича Александра поднимать лезгин. У Раздана копит силы Эриванский сардар, а в Шемахе к Каспию идет Гуссейн-Кули. Ежели враги сговорятся и ударят разом, то нам придется туго. Главная опасность, думаю, идет сейчас от царевича Александра: взбунтуются лезгины, за ними весь Дагестан, а там и Чечня – супротив этих волков всему стаду может быть большой урон. Царевич, слышно, идет на Нуху, так ты бы исхитрился и остановил бы его, пока он не разогнался и разбойниками не усилился.
Посылаю сие письмо с поручиком Болдиным, а с ним и дочку свою Антонину, сохрани ее, как сможешь, а я со своими людьми стал насмерть».
Болдин вернул письмо.
– Господин полковник... Иосиф Антонович... – голос его прервался, – будьте спокойны и за письмо, и за Антонину Иосифовну, сделаю все возможное и невозможное, чтобы доставить их по назначению. И сам не замедлю явиться к вам со свежими силами...
Реут взмахнул рукой.
– Это как князь распорядится, будете находиться в его распоряжении. Удачи тебе, сынок...
Первые победы
Николай приехал в Москву по случаю своей коронации – испокон веку повелось, чтобы венчание на царство происходило в древней русской столице. Начало правления складывалось в высшей степени неудачно: сначала декабрьский бунт и следствие, доставившее государю много неприятных открытий, затем суд и казнь зачинщиков мятежа, а теперь, спустя лишь несколько дней после казни, вторжение персов. Некоторое время он пребывал в растерянности – состоянии, которое обычно изгонял из обихода. Но быстро овладел собою и, обсудив положение с начальником Главного штаба генералом Дибичем, распорядился о посылке на Кавказ значительных сил. Требовалось также назначить в район боевых действий доверенное лицо, в преданности и военном опыте которого он бы не сомневался. Ермолов был слишком независим, а главное, что бы ни говорили, благоволил бунтовщикам, это ведь они прочили ему видные должности в своем правительстве. Есть тому не только доносы и предположения, но и прямые свидетельства: не очень-то тот спешил с присягой ему, Николаю, все выжидал, намереваясь, верно, сделать хороший улов в мутной воде российской смуты. После долгих размышлений и советов с Дибичем государь остановил свой выбор на генерале Паскевиче.
Он знал его довольно хорошо и некоторое время был под его началом, командуя дивизией в корпусе Паскевича. В то время было обычным делом, чтобы великие князья проходили практику командования войсками под руководством опытных военачальников. Паскевич хорошо подходил для такой роли: храбрый генерал, отлично проявивший себя в войне с Наполеоном, умелый воспитатель подчиненных, презиравший немецкое «экзерцирмейстерство» в обучении войск с его шагистикой и издевательствами над солдатами.
Карьера этого военачальника складывалась в выcшей степени удачно, он оказался угоден всем российским императорам. Еще учась в Пажеском корпусе, Паскевич предстал перед императором Павлом в форме камер-пажа. «Вы не по форме одеты», – строго сказал государь, встретив его после развода, и перечислил недостающие детали в одежде. Юный паж догадался, что все недостающее касалось принадлежностей офицерского обмундирования и сделанный «выговор» означал производство его в офицеры. «Ну, бегите одеваться, – сказал император в ответ на изъявление благодарности, – а после приходите ко мне». Когда новопроизведенный предстал перед императором уже в офицерской форме, тот придирчиво оглядел его и сделал новое замечание: «У вас нет аксельбантов, наденьте их». Так состоялось его назначение флигель-адъютантом.
Но служба при дворе оказалась недолгой, Паскевич отлично показал себя на боевом поприще: 30 победоносных сражений, 7 боевых наград и генеральский чин – таков итог первых 10 лет его офицерской службы. В войне 1812 года полководческие способности молодого генерала нашли новые яркие проявления. Действуя в составе корпуса генерала Раевского, он удерживал Смоленск до подхода русских армий, чем сорвал замыслы Наполеона; большую отвагу и стойкость его дивизия проявила в Бородинском сражении. После войны он командовал гренадерским корпусом и гвардейской пехотной дивизией, имея в своем подчинении двух великих князей – Михаила и Николая. Последний до конца своих дней сохранил юношескую привязанность и уважение к своему, как он говорил, «отцу-командиру».
Паскевич при желании мог располагать к себе людей. С первого взгляда подкупала его наружность: роскошные темные кудри, обрамляющие высокий лоб, большие светло-голубые глаза, правильные черты лица и весь облик, вызывающий пристальный интерес прекрасных дам. К сожалению, эта была лишь одна сторона личности генерала, другая, скрытая от высокого начальства, заключалась в мелочности, придирчивости, желании выпятить себя и умалить подчиненных, в лицемерии, что особенно нетерпимо в армейской среде. За эту черту подчиненные особенно не любят начальство, могут простить ему грубость, нерешительность, равнодушие, даже трусость, а вот лицемерия не прощают.
