Экипажи сверили часы, получили кодовый сигнал «свой самолет». Непривычно долго разгонялся перегруженный самолет. Наконец толчок. Мигом убирается шасси. И все равно кажется, что машина не летит, а ползет животом по траве. Почти на метровой высоте самолет проплывает над деревьями.
На Берлин летела целая армада бомбардировщиков АДЦ. Линию фронта самолеты пересекли еще засветло. Потом и до самой Германии летели в кромешной темноте. Общая длина маршрута — 3500 км, высота полета — 6300 м. Ил-4 не имел автопилота, и летчику предстояло пилотировать корабль в течение 10–13 часов вручную. Штурману предстояла не менее сложная задача провести самолет за тысячи километров в сложных условиях погоды. Значительная часть полета проходила над вражеской территорией, над Балтийским морем, где самолеты ожидали грозовые фронты с обледенением и болтанкой, зенитный огонь, слепящие лучи прожекторов, неоднократные встречи с истребителями и другие неприятности. С трудом штурман опознал еле различимый остров Борнхольм.
Самолеты достигли Штеттина (ныне Щецин). Отсюда вражеская ПВО оказывала самолетам мощное сопротивление. Масса прожекторов. Небо сплошь в разрывах зенитных снарядов — прямо огненная тропа к Берлину. Город непосредственно охраняли сотни зенитных батарей, множество аэростатных заслонов, эскадрильи ночных истребителей. Преодолевая этот заслон, на логово фашистского зверя волна за волной наплывали советские бомбардировщики.
Берлин горит, дым поднимается высоко к небу. Он продолжал гореть 30 августа и 10 сентября, когда были совершены повторные налеты.
В начале сентября летчики нескольких полков АДЦ совершили еще несколько массированных налетов на военные объекты стран — саттелитов Германии: Будапешта (5 и 10 сентября), Бухареста (14 сентября). Бомбовые удары были весьма успешными. Попутно над столицами союзников Германии были разбросаны сотни тысяч листовок, призывающих венгров и румын перестать сражаться на стороне Гитлера.
Вскоре боевая работа экипажей полка в Московской зоне была завершена, и они возвратились на базу.
За боевую работу в октябре 1942 г. летчик был представлен к своему первому ордену. Однако, учитывая весьма успешные результаты бомбовых ударов и суммарное количество вылетов, перевалившее за сотню, он был удостоен сразу звания Героя Советского Союза.
В своих предоктябрьских обязательствах, накануне 25-й годовщины Октябрьской революции, летчики Лепёхин и Курятник
[53]
дали слово догнать по количеству боевых вылетов старых летчиков. Это обязательство они выполнили с честью. В это время полк получил задание произвести бомбардировку аэродрома в районе Витебска. По данным разведки, на этом аэродроме и еще двух немцы сконцентрировали большое количество «юнкерсов». Противник готовил массированный бомбовый удар возмездия на Москву. Группу бомбардировщиков на Витебск повел замполит Чулков
[54]
. Удар был успешным. Бомбовыми ударами были уничтожены и повреждены не только бомбардировщики противника, но и склады боеприпасов и ГСМ.
В период наступления наших войск под Сталинградом Лепёхин уже командовал звеном. Он водил самолеты на колонны отступающих войск противника, на аэродромы, склады. В район Сталинграда самолеты летали в основном ночью. Но с наступлением осени появилась сплошная облачность. Высота ее нижней кромки —100–200 метров. Ночная работа стала невозможной. Тогда командование поставило задачу: совершать налеты днем, на малой высоте, при необходимости маскируясь облаками, обнаруживать цель и уничтожать ее. Взрыватели на бомбах устанавливались с замедлением, чтобы взрывная волна не поразила самолет.
25 марта 1943 г. за успешную боевую деятельность полк Лепёхина был удостоен звания гвардейского и стaл именоваться 8-м гвардейским, а дивизия — 2-й гвардейской.
В начале апреля 1943 г. АДЦ возобновила массированные налеты на вражеские объекты в глубоком тылу противника. Первым объектом второй серии стал Кенигсберг, который экипажи АДЦ бомбили 14 апреля.
16 апреля 1943 г. Герой Советского Союза гвардии капитан Г. Лепёхин вел свой Ил-4 на Данциг.
В его экипаже, как назло, в ту ночь не оказалось стрелка. В ноль часов по московскому времени самолет прошел Кенигсберг, где его засекли вражеские локаторщики. Ночные истребители противника атаковали бомбардировщик и подожгли его.
Горел левый мотор, оборвалась связь. Скольжением сбить пламя не удалось. Лепёхин приказал экипажу покинуть горящий самолет. После того как выпрыгнули с парашютами штурман и стрелок-радист, он открыл колпак кабины. С трудом ему удалось отделиться от падавшего самолета.
Он плавно покачивался в ночном небе. Унты оказались непристегнутыми и при раскрытии парашюта слетели. Внизу догорала машина. Было ясно, что немцы поспешат к месту падения самолета. А около него, судя по всему, приземлится и он сам. Надо опередить врага. Лепёхин подтянул стропы, увеличил скорость падения. Не заметил, как встретился с землей. Удар был настолько сильным, что летчик потерял сознание.
Очнулся Лепёхин в 11 часов утра и услышал немецкую речь. Он лежал на кровати весь разбитый и пронизанный нестерпимой болью. Плен!
Весь день летчик лежал, не шевелясь, на жестком топчане. Вечером в помещение вошел офицер с двумя солдатами. Они о. чем-то поговорили. Потом солдаты бесцеремонно подхватили летчика и поволокли к двери. Швырнули в кузов грузовика.
Машина остановилась где-то в поле. Немцы сбросили летчика на землю, задымили сигаретами. Нехотя взялись за лопаты. Но то ли земля показалась им твердой или по другой какой-нибудь причине, но солдаты вдруг прекратили начатую работу. Снова тело летчика брошено в кузов, снова загремели лопаты. Машина запрыгала по проселку.
Через несколько часов Лепёхин оказался в лагере военнопленных близ г. Морицфельде. Загадочным был этот лагерь. В бараках размещалось около 150 военнопленных. Все они были авиаторы — летчики, штурмовики, стрелки-радисты, бортмеханики. Размещались они в больших помещениях с рядами двухъярусных коек. Нельзя было понять, кто есть кто, — все переодеты: кирзовые сапоги, серые брюки, зеленоватый френч и нижнее белье. Одежда походила на форму немецких солдат. Дали переодеться в нее и Лепёхину. Сначала он не придал этому значения и был рад чистому белью. Назвался он Георгием. Спустя месяц, как только зажили раны, за него взялись крепко. На допрос доставили волоком — стоять он не мог, а передвигался с двумя палками. Вначале он пытался выдать себя за воздушного стрелка, но в том же лагере уже сидел его стрелок-радист Михаил Буренок, а в руках немцев оказалось его удостоверение личности и еще кое-что. Били, уговаривали, пытали, грозили и снова уговаривали власовцы. Но он молчал.
Бывший узник этого лагеря Б.В. Веселовский
[55]
вспоминал: «В лагере проводилась антисоветская агитация, были развешаны соответствующие плакаты.
