В кинотеатры стало ходить небезопасно — в «Синема-парк» вполне могли пырнуть ножом. Кабульский Университет превратился в рассадник антисоветчины, и его также не рекомендовано было посещать. Вооруженные группы противников режима все чаще нападали на посты военных, машины с горючим. Тревожная обстановка складывалась в Джелалабаде — там контрреволюционеры оказывали наиболее упорное сопротивление властям, им открыто стал помогать Пакистан. В частях Кабульского гарнизона усиливалось брожение. То там, то здесь вспыхивали стихийные вооруженные выступления военных. Наиболее крупное из них — в 7-й пехотной дивизии было подавлено с помощью танков 4-й и 15-й ТБР. Неизвестные произвели подрыв склада боеприпасов на учебных военных Курсах «А», в центре города. Оружие — пулеметы, патроны и гранаты — разлетелось на многие километры вокруг. Организаторов этих выступлений, как правило, расстреливали без особых церемоний. Преданные Амину командиры танковых экипажей из нашей бригады заступили со своими боевыми машинами на охрану Гостелерадио и других ключевых объектов города. Несколько наших танков «реквизировали» для охраны дворцового комплекса Тадж-Бек — Дар уль-Аман.
Амин, видимо, подспудно чувствовал, что его вполне может постичь судьба, которую он сам уготовил Тараки. Не было у него особой надежды на наших военных — когда его люди кончали Товарища Нура, они вроде обо всем знали, но не вмешались, да еще предстояло разобраться в истории с гробами, в которых, по слухам, вывезли в Союз его сторонников. А ну, как его самого задумают прикончить? К американцам обращаться с этим вопросом было просто глупо — если русские узнают, а с их контрразведкой узнают точно, его, скорее всего, постараются оперативно уничтожить. Гарантией его безопасности могла стать лишь громогласная поддержка Советского Союза и проведение в жизнь марксистского учения, подкрепленные присутствием советских войск. Ведь не станут же, ей-богу, на виду у всего мира марксисты-ленинисты лишать жизни вождя себе подобных? В противном случае престижу СССР на международной арене придет конец. Расчет Хафизуллы Амина был, по его мнению, вполне логичен. Он с удвоенной энергией стал просить советское руководство ввести в Афганистан войска, хотя бы один полк. Что советские солдаты хороши — он уже понял. Его как-никак охранял прибывший недавно в Кабул из СССР «мусульманский батальон» — черноволосые парни, похожие на афганцев. В отличие от Тараки, с войсками Амину не отказали.
В то время для меня это было более чем удивительно и странно, так как одновременно с его просьбами о вводе войск среди афганских офицеров усиленно циркулировали слухи о том, что русские-де пытались отравить Амина, причем аж несколько раз.
Кабул, декабрь 1979 года
В стане советских военных советников царило предпраздничное оживление — близился Новый год, многими впервые встречаемый на чужбине. В городе и в магазинах производились массовые закупки продовольствия, подарков. Скинувшись по 100 афгани, купили Ахмаджану дорогой бритвенный прибор. Батальонные офицеры рыскали по рынкам в поисках сувениров для своих подсоветных. Мы с приятелями занялись украшением нашей квартиры. К тому времени число жильцов в ней поубавилось — некоторые переводчики переехали жить в другой блок. Двоих студентов из нашей группы — Володю Юртаева и Виталия Пономаренко — перебросили из Кабула в Газни и Асадабад. Это было сделано в качестве наказания. Во время подрыва складов в Кабуле они натащили домой бесхозного оружия — пулемет, две винтовки, много патронов, а также немецкие военные каски, и сделали из своей комнаты нечто вроде музея. Какая то сволочь настучала особистам. В квартире был произведен шмон, меня военные контрразведчики тоже долго мучили, так как доброжелатели из числа соседей стуканули им, что я изготавливал из артиллерийского пороха ракеты. Все это было конечно так, ракеты я делал, и сам же запускал, любуясь их дымным шлейфом. Но визг и грохот от начиненной артиллерийским порохом пивной банки, которую мы взорвали рядом с подъездом, привел в дикий ужас афганцев, подумавших, что на них напали. Не мудрено, что за нас серьезно взялись. Но ничего не добившись, особисты потеряли ко мне всякий интерес и удалились, пообещав прищучить меня позже.
На работе также произошли кое-какие перемены: нам прислали нового переводчика — очень важного и «надутого» выпускника ВИИЯ майора Салкина. В отличие от меня, он классно переводил письменные тексты, но зато по телефону афганцы с первых слов узнавали в нем русского. Я же старался возместить свою письменную орфографическую безграмотность совершенствованием устного «второго родного» языка, свойственного поголовному большинству малограмотных афганцев. Здесь я был на высоте. Загвоздкой в наших отношениях стала жена майора Салкина. Дежурить по части стал оставаться преимущественно я, так как Салкина дома ждала жена. В этом ему потворствовали Пясецкий и его зам по политчасти. В моей душе клокотала ненависть, а сам я стал похож на немой укор…
С помощью приданного мне Ахмаджаном (для смелости) его денщика я совершил рейд «в тылы» 15-й ТБР, где средь бела дня, вскарабкавшись на каменистый утес, срубил штык-ножом маленькую пихту — за неимением елки. Как нас заметили и как мы оттуда драпали, рассказывать не буду. Скажу лишь, что припрятанное на складе вооружений «новогоднее дерево» под покровом ночи мне домой доставил на личной машине один из бригадных офицеров, заодно передав подарок Ахмаджана: я давно просил его о настоящей гвардейской фуражке с халькистской эмблемой. Он пообещал ее для меня достать, и сдержал свое слово. Помимо фуражки в отдельной маленькой коробочке, красиво обернутой упаковочной бумагой, вероятно руками его жены, лежали новенькие гвардейские погоны лейтенанта и латунные гвардейские эмблемы в петлицы. Радости моей не было предела.
Елку-пихту наряжали, как могли, Энвер раздобыл где-то в посольстве пару настоящих елочных игрушек, я захватил с собой из Москвы стеклянные бусы-гирлянды. На стене цветным мелом написали: «С новым, 1980-м».
…Как странно и страшно было увидеть эту надпись на стене, сделанную моей рукой, спустя 9 лет, когда я случайно забрел в свою бывшую квартиру. Как будто и не выезжал отсюда, а просто вышел покурить на улицу…
К нам с другом должны были заглянуть в гости девушки. Решив, прежде всего, поздравить себя родимого и приурочить крупную покупку к такому светлому празднику, я приобрел стереосистему «Панасоник», выполненную в черном металлике, которой, кстати, пользуюсь и по сей день. Хотя она и старая, выбросить ее жалко — сразу вспоминаю Кабул. Ездили в город покупать новые кассеты. По выписке из посольства получили модные диски. В общем, все было на мази. До Нового года оставались считанные дни…
В эти предпраздничные вечера мы подолгу засиживались на кухне и прислушивались к ночному кабульскому небу. Что-то там творилось неладное. Со стороны баграмского аэродрома вот уже несколько дней доносился беспрестанный гул, будто там каждую минуту взлетали и садились самолеты. Откуда нам было знать, что в своих догадках и предположениях мы попали в самую точку. Именно там концентрировались силы советских десантников, готовившиеся к штурму Кабула. Мы, так же как и Амин, ждали прибытия советского полка. В результате прибыла дивизия, 108-я. Но отнюдь не для охраны президента, а для его убийства.
