— Пора, — только и произнесла берегиня.
— Тогда я пошел, — кивнул ведун, опоясался и бодрой трусцой побежал вниз по склону.
Солнце успело уйти за горные кряжи, но его лучи еще подсвечивали небо зловеще-красным цветом. С востока же начинала вскарабкиваться на небосвод пока еще бледная луна. Воздух стал заметно прохладнее, но брать с собой налатник Олег не стал. Лишняя одежда — лишняя тяжесть. Только движения стеснять будет.
Он миновал заросли рябины, пробежал с полкилометра между соснами, обогнул россыпь крупных валунов, перемахнул тонкий ручеек, опять помчался между редкими соснами. Вниз — это вам не в гору забираться. Только ноги успевай переставлять. Впереди показался густой ивняк, за которым открывался широкий, до самых северных отрогов, луг. Здесь лениво выщипывали молодую травку лошади, рядом с ними паслись два десятка овец. Табунщики отдыхали на самом краю, возле слабо тлеющего костра. Ведун повернул к ним. Как можно тише просочился меж низких ив к очагу, бесшумно вытянул меч, поднялся возле пастухов…
Старания были напрасны: трое кочевников безмятежно спали, развалившись вокруг котелка с остатками густого кулеша. От соблазна подкрепиться ведун устоял, но от другого не смог: он подобрал холодный уголек, наскоро нарисовал самому молодому из табунщиков усы и бородку, пожилому — большие круги вокруг глаз, третьему просто поставил на лоб три крестика, после чего забрал у старших пастухов седла, отошел на луг и принялся ловить лошадей. Двух скакунов посимпатичнее он оседлал, еще пару просто взнуздал, дабы увести в качестве заводных, после чего поднялся в стремя и широкой рысью помчался в сторону стойбища.
Коновязь имелась только перед одной юртой — восьмистенной,
[1]
крытой нарядной, вышитой кошмой и выделанной кожей. Здесь ведун и остановился — оставлять незнакомых лошадей без привязи он опасался. После короткого колебания, он откинул полог и заглянул в походный дом.
В центре юрты, в выложенном камнями очаге еще тлели крупные красные угли. Слева, прямо на полу, на коврах, посапывали бок о бок несколько малышей и одна женщина, накрытые общей овчиной. Судя по размеру — сшитой из доброго десятка шкур. Справа храпели всего трое крупных дядек, каждый на своей постели, если можно так назвать волчьи шкуры в качестве одеяла и непонятные скрутки вместо подушек. В одном из кочевников Середин узнал Джайло-Манапа. Старейшина спал беспокойно, метался на толстом пушистом ковре, стонал и поминутно взмахивал руками. Видать, чувствовал, что на стойбище творится неладное — но одолеть чары сон-травы никак не мог.
Обогнув спящих, ведун поднял с сундука у стены синий вышитый халат, встряхнул. Одеяние показалось ему красивым и удобным. К тому же, под халатом были приготовлены мягкие штаны, жилетка, а рядом стояла пара сапог. Хмыкнув, Олег быстро оделся. Сапоги показались слишком тугими — но войлок не резина, растянется. Жилетка наоборот — слишком свободной. Но никто не мешал запахнуть ее и халат поплотнее.
Совесть Олега не мучила ни секунды. Ведь кочевники отобрали у него пять лошадей, пять мечей и столько же поясных наборов. Он забирал четырех скакунов, один меч и еще немного мелочей. Вполне честная сделка. Пожалуй даже, туземцы оставались в наваре. Чего стесняться?
Ведун прошел по юрте, подобрал чересседельную сумку, сунул в нее пару мешочков с зерном, куль с сушеным мясом, связку вяленой рыбы и покинул гостеприимное жилище. Припасы он навьючил на одного из заводных коней, и только собрался идти дальше, как в стоящей через дорогу юрте дернулся полог, и на улицу, покачиваясь, выбрел обнаженный добрый молодец с Олега ростом и столь же широкий в плечах. Он пристроился к кустику крапивы и… только тут заметил незнакомца в одеяниях старейшины стойбища.
— Привет! — помахал ему рукой ведун и подошел ближе. — Ты чего, не ужинал, что ли?
— Нет, не до того мне ныне, уважаемый… — прищурился молодец. — Ты кто?
— Да я свой. Вот смотри…
Олег вскинул вверх левую руку и, когда кочевник проводил ее взглядом, с силой ударил его ногой в пах. Бедолага охнул, складываясь пополам, Середин дернул меч и со всего замаха ударил его по основанию черепа. Естественно, плашмя. Русские воины никогда не убивают безоружных — и рука сама повернула клинок. Молодец завалился головой в крапиву, а ведун, поколебавшись, скользнул под еще покачивающийся полог.
Этот походный домик имел всего пять стен и очаг, в котором прыгали языки пламени. На правой, мужской половине, под белой овчиной почивала круглолицая девица лет двадцати на вид, с поразительно белыми руками, вытянутыми над головой. При появлении незнакомца она округлила глаза и открыла рот — но Середин успел приложить палец к губам:
— Тихо, красавица. Молчи и отвернись, и ничего не случится.
Хозяйка юрты не отвернулась — но, по крайней мере, не подняла крик. Пройдя вдоль стены на левой половине, Середин быстро подобрал то, что нужно: долгополую полотняную рубаху, пару сапожек, шаровары, халат, похожую на пилотку шапку. Прибрал бы и еще что-нибудь, да обворовывать человека прямо на его глазах было неудобно. Нехорошо как-то. К тому же, где-то совсем рядом вдруг расплакался ребенок, неожиданным криком ударив по нервам. Олег попятился, выскочил наружу, пихнул одежду в подсумки, отвязал лошадей и повел за собой — наверх, к святилищу.
На скалистой площадке горели два костра, меж которыми, напевая, кружилась Роксалана. Рядом негромко постукивала в бубен одетая в старые коровьи шкуры шаманка.
Вигвамов здесь оказалось два. Они стояли друг против друга по разные стороны святилища, разгороженные добрым десятком грубо вытесанных каменных идолов. Даже странно, что в первый раз ведун не заметил этих истуканов. Видимо, запеченные туши глаза застили.
Оставив коней перед святилищем, Олег вытянул меч, прокрался к шаманке и аккуратно стукнул ее по затылку. Бубен умолк.
— Олежка-а! — раскинув руки, радостно побежала к Середину девушка.
— А-а!!! — грозно взвыв, кинулся к нему же из левого вигвама шаман в волчьих шкурах.
— Ежкин кот! — Олег отпрыгнул, уходя от удара посохом, увернулся от следующего, сделал выпад, но шаман попятился, не подпуская его на ближнюю дистанцию, опять взмахнул своим оружием. Послышался громкий шлепок. Шаман охнул, округлив глаза — ведун, пользуясь заминкой, скользнул вдоль палки и кольнул его в живот. Крутанулся…
«Пророчица» лежала с кровоподтеком на половину лица и блаженной улыбкой на губах. Со рта срывались слабые облачка пара — значит, жива.
— А может, так оно и лучше, — решил Олег, поднял Роксалану на руки, отнес к лошадям, перекинул через холку, сам поскорее поднялся в седло и двинулся с горы.
От стойбища далеко разносился детский плач — глотки драли уже не меньше полудесятка младенцев. В промежутках слышались тревожные голоса. Все как всегда: из сотен людей нашлись десять-пятнадцать, кто не стал ужинать, на кого отвар подействовал слабо или кто слишком быстро избавился от дурманящего воздействия. Теперь они метались по селению и пытались понять, что происходит. Дабы не вызвать слишком раннюю погоню, к юртам Олег сворачивать не стал. Ушел вправо, к пастбищам, за угасшим костром табунщиков направился к склону и верхом меньше чем за час перевалил гребень поросшего сосновым бором холма.
