— Ну да, конечно, — хмыкнул Середин. — Куда нам, грешным. Может, предскажешь, что нас ждет?
— Запросто. — Роксалана закрыла глаза, запрокинула голову, подставила ладони солнцу. Начала вращаться, тихонько подвывая.
— Ну, и что?
— Мы придем в селение… Там много юрт… Ну вот, все вижу. Мы будем сидеть на коврах в сытости и полном кайфе, нас будут ублажать, как заморских принцесс. А потому… А потому… Нет, не потому. Просто я буду дочерью подгорного князя! Вот.
— Ну-ну. А дочерью луны ты не станешь?
— Сам дурак, — небрежно парировала Роксалана. — Я, между прочим, и так дочь подгорного князя!
— Это как?
— А чем, ты думаешь, мой папа занимается? Так вот, не считая всякой ерунды, он еще и нефть добывает. Наша фирма то есть. Так что он самый настоящий хозяин земных недр. Или того, что под землей, под горой. Самый настоящий подгорный князь. Что, съел? — И она показала ему лиловый, обложенный белой сыпью язык.
— Вот проклятье! — спохватился ведун, но было поздно. Забытые за спором скакуны уже опустили свои морды к воде. — Ну вот, вопрос решен. Теперь никуда не денешься. На опоенных конях скакать нельзя. Насосутся — отведем их на лужок, пусть поедят немного. А там видно будет.
Ближайшая поляна оказалась всего метрах в пятидесяти от реки. Трава здесь стояла если не по колено, то все равно довольно высокая. Олег спутал скакунам ноги, занялся костром, и вскоре они со спутницей растянулись на попонах по сторонам от огня.
— Ты представляешь, Олежка, — продолжала копаться в своих воспоминаниях девушка, — они продают своих дочерей за выкуп. Они заставляют женщин себя мыть. Считают для мужчины оскорбительным дотронуться до грязной посуды. Все праздники проводят только мужчины, а женщины должны в это время оставаться в юртах! Представляешь? Естественно, я объяснила, что всякое имущество они зарабатывают вместе с мужьями. И для благополучия детей это добро нужно считать женским. Ведь детей рожаем именно мы, правда?
Олег тоже вспомнил о своем пребывании на злополучном стойбище, открыл сумку, нашел туесок с селитрой, аккуратно рассыпал его на обрывок сари — пусть подсохнет на солнце. Ковырнул из костра продолговатый уголек, оставшийся от ивовой ветки, немного выждал, пока тот остынет, и, раскрошив между пальцами, высыпал поверх «китайского снега». Сюда не мешало было бы добавить и серы, но единственным доступным ему сейчас источником этого минерала было ухо. А там оно с салом и кремнием. Хорошо хоть, долю элемента в составе можно снижать вплоть до двух-трех процентов.
— Ты меня слышишь, пижон?!
— Слышу, слышу, — кивнул Середин. — Вот только, помнится, когда меня позвали на жертвоприношение в честь полнолуния, тетки там хлестали брагу наравне с мужиками.
— Да, да, точно! — обрадовалась девушка. — Это тогда первый раз удалось… — И тут она осеклась. — Подожди, это там тогда… Я тебя… О господи! Олеженька, милый, извини! Сама не знаю, что там на меня нашло. Я тебе так обрадовалась, помню, так хорошо мне было. А потом чего-то вспомнилось, как мы через снег шли, и как у Аркаима на крюк меня вешали… И ведь правда вешали! А ты и пальцем не пошевелил, чтобы меня спасти! Ты бесчувственный чурбан! Ты эгоист и самовлюбленный тип! Да-да, отверни морду! Не нравится, когда правду в лицо говорят? Глаза колет? Как я тебя терплю столько времени, просто сама себе поражаюсь. У тебя, кстати, вода закипает. Посоли ее и можешь бросать крупу.
Поначалу Олег собирался пообедать и двигаться дальше через луга. Но после еды его одолела лень. Он подумал, что после долгого дня пастухи наверняка пригонят ближайшие стада на водопой, и прямо здесь можно будет узнать про окрестные селения, здешние нравы и обычаи, про возможность поторговать. Увы, до самой темноты никто на берегу так и не появился. Путникам пришлось дожидаться утра, собираться и скакать неспешной рысью по утоптанной дороге, пробитой сквозь изумрудно-зеленую траву. Пастбища казались девственными, ни разу не тронутыми, но уже перед полуднем Олег и Роксалана миновали отару овец минимум в две тысячи голов. Сторожили тонкорунных бяшек пятеро пастухов. Один, заметив незнакомцев, подъехал ближе, но в полусотне метров отвернул и галопом помчался обратно.
— Хоть бы словом перемолвился, — прикрыв глаза от солнца, проводил его взглядом ведун. — Ты смотри, он не к своим, он куда-то к лесу скачет. Там горы. Значит, мы опять в долине.
— А ты где думал оказаться? В море?
— На равнине, деточка, на равнине, — вздохнул Олег. — Интересно, куда мы успели добраться? Где-нибудь в окрестностях Уфы бродим или еще до Белой не добрались?
— Карту с собой взять ума не хватило?
— Хватило, Роксалана, хватило. Карту Швейцарии. Если ты помнишь, мы ехали именно туда.
Дорога начала поворачивать вправо. Медленно и осторожно, как железнодорожные пути. Только через час путники поняли, что, обогнув темный лесок в низине, из которой врастопырку торчали десятки каменных пальцев, они направляются прямиком в горы. Луга закончились, но дорога, оставаясь такой же утоптанной, как и раньше, поползла через редколесье. Вскоре камней вокруг стало больше, чем земли, лес поредел до состояния отдельно торчащих стволов — и тут впереди открылась новая зеленая равнина. Или, скорее, плоскогорье. Впереди, спрятавшись от ветров в широкой расселине, стояли десятки нарядных войлочных юрт. Из конических макушек большинства из них вверх тянулись сизые дымки. Однако на улице не было видно ни единого человека.
— Значит, сказываешь, нас усадят на ковры и будут потчевать от пуза всякими вкусностями, пророчица? — придержал поводья Середин.
— Руку даю на отсечение, — поклялась Роксалана. — Я еще ни разу с пророчествами не ошибалась.
— И много у тебя их было, о образованнейшая из пифий?
— Не знаю… — пожала плечами девушка. — Но Урга всегда радовалась, что я одну лишь правду изрекаю.
— Ладно, — решился ведун. — Коли правду, тогда поскакали.
Широким шагом они подъехали к поселку. Возле крайней юрты ведун из вежливости спешился и вошел в кочевье, ведя скакунов в поводу. Роксалана последовала его примеру. Они миновали первый походный дом, второй… Пятый.
Никого.
— Ты не знаешь, какое сегодня число? — шепотом поинтересовался Середин. — Может, это… Первомай? Вальпургиева ночь?
— Какой же праздник, если никто не веселится?
— Праздник нечистой силы, мудрейшая из пифий, — ухмыльнулся Олег. — Никто из дома не выходит, чтобы в лапы к бесам не попасть.
— Не называй меня так. Мне не нравится.
— Хорошо, буду называть глупейшей…
Ответить Роксалана не успела. Улица вокруг внезапно наполнилась людьми, одновременно выскочившими из юрт, из-за жилищ, поднявшимися из-за опрокинутых повозок и высоких груд толстых неошкуренных жердей. Причем это были лишь крепкие мужчины. Олег рефлекторно схватился за рукоять меча — но никто из туземцев оружия не обнажал, и он тоже оставил клинок в ножнах.