Это происшествие вывело нас из себя. Панч грубо обругал меня. Милнс и Олифант матерились на верблюдов. Все мы поминали нехорошими словами арабов и их караван. В круговерти торможения одно из наших запасных колес, все спальники, плюс половина канистр с водой и ящиков с рационом перелетели через борт и рассыпались на дороге. Когда мы начали собирать это добро обратно в кузов, Панч крикнул:
— Фары!
Я увидел огни, которые приближались к нам с северной оси «Т»-перекрестка. Мы быстро покидали наше имущество в кузов.
— Может быть, это Ник.
— Возможно, Колли.
— Или половина немецкой армии.
Последняя догадка оказалась ближе к истине. Мы съехали с дороги в месиво на дынном поле. Проблема с ездой по грязи (особенно по мокрой грязи) заключается в том, что вы не можете давить на «газ». Тут приходится двигаться медленно и рассудительно. Одним словом, мы тащились, как улитки. Прежде чем грузовик отъехал на сотню ярдов, две четырехколесные бронемашины возникли на том месте, которое мы только что покинули. Они затормозили. Вспыхнувшие фары осветили остатки наших вещей на дороге. Мы замерли на широком, как жизнь, солончаке, абсолютно без прикрытия. Лишь ночная темнота защищала нас. Я услышал крикливые приказы на немецком языке.
Стеклянный воздушный экран передо мной разлетелся на куски. Я почувствовал, как что-то горячее прошло через сиденье в паре миллиметров от моих ягодиц. Немцы стреляли наугад в темноту. Панч ответил из «Браунинга». Я схватился за «баранку» и нажал на педаль «газа». Но мы находились в каше дынного поля. Езда походила на пахоту мягкого пудинга. Я велел Панчу прекратить стрельбу. Огонь пулемета выдавал наше местоположение. «Браунинг» умолк. Мы двигались минуты две — или, возможно, только пятнадцать секунд. Немцы потеряли нас; они поливали огнем болото за нами. Мы слышали выстрелы легкой пушки и рваные очереди пулемета.
Бронемашины разъехались в разные стороны, стараясь отрезать нам пути отступления. Они наверняка запрашивали по рации помощь. Нам следовало вернуться на дорогу. Но где она теперь находилась? Мне казалось, что мы двигались параллельно ей (ориентируясь по горящим ангарам и цистернам в двух тысячах ярдах к западу). Но я не имел понятия, как далеко мы уехали. В любой момент грузовик мог упасть в ирригационную канаву. Я заметил узкую тропу, идущую под прямым углом к направлению нашего движения. Вела ли она к дороге? Я чувствовал, как капли дождя на моем лице смешивались с кровью, которая сочилась из порезов, оставленных разбитым стеклом. Пули, пролетевшие под сиденьями, пробили радиатор. Брызги кипятка прорывались через капот и жгли мне правую руку и ногу. Я свернул на тропу и поехал по ней. С сумасшедшим креном грузовик пронесся через широкую канаву. Наконец-то! Дорога!
Фары по-прежнему были выключены. Я резко повернул направо и врезался правым бортом в 44-галонную бочку из-под масла, стоявшую посреди дороги. Грузовик сбил ее (хотя она, без сомнения, была заполнена песком) и налетел на бетонный куб. Мы нарвались на дорожный блокпост. Я ударился о рулевую колонку. Моя грудина прогнулась, словно под острием копья, и я услышал треск собственных ребер. Правое крыло грузовика отлетело. Я чувствовал, как подо мной разгибалась скоба оси. Правое переднее колесо задралось вверх. Внезапно я понял, что нас обстреливают с близкого расстояния. Капот грузовика поднялся, нарушая все законы физики. Его листовой металл пузырился и лопался, словно от неземного жара. Я мельком заметил навес охраны. Желтые трассирующие пули рикошетили от поверхности дороги, подскакивали на двадцать футов в воздух и разлетались во всех направлениях. Я едва не сжег акселератор. Грузовик с визгом наползал на заграждение. Грохот оружия оглушил меня. Я ничего не слышал. Сцена на дороге превратилась в немой фильм. Под моими каблуками пронеслось что-то яростно-жгучее. Милнс, сидевший на левом сиденье, ткнулся лицом в приборную панель.
— Меня зацепило, — прокричал он.
Я повернулся к нему. Правый бок Милнса — плечо, рука и грудная клетка — был вспорот настежь так широко, что я видел кости и внутренности. Милнс резко повалился влево и выпал бы из кабины, если бы я не успел схватить его за пояс. Мне удалось втянуть парня обратно. Он потерял сознание и обмяк, как куль с мукой. Я затащил его на сиденье и попросил держаться, хотя понимал, что он не слышит меня.
Внезапно колеса потеряли сцепление. Отвратительное чувство. Они проскальзывали на асфальте, как в кошмарном сне. Сначала я подумал, что немцы с дьявольской хитростью намазали дорогу какой-то скользкой субстанцией. Но позже до меня дошло, что мы буксовали на собственном моторном масле, вылившемся из пробитого маслосборника. Все это случилось за пять-шесть секунд. Я скорее почувствовал, чем увидел, приближение второй машины. Она двигалась с севера. Машина свернула к обочине и остановилась. Это был грузовик Колли.
Я так и не увидел, кто стрелял в нас и что затем случилось с ними. Послышался ужасный грохот «Виккерса», за которым стоял Колли. К нему присоединилась тарабанящая очередь «Браунинга», направляемая Марксом. Я все еще прижимал Милнса к сиденью и безуспешно старался переключиться на первую передачу. Если бы я ослабил хватку, фельдшер выпал бы из кабины. Грузовик крутило задом на дороге, мокрой от дождя и масла. Затем машина выехала на песчаную обочину и остановилась.
Панч и Олифант подхватили Милнса. Я посмотрел на навес охраны. Кем бы ни были солдаты, стрелявшие в нас оттуда, они уже умерли. Это не принесло нам большого облегчения, потому что стрельба привлекла внимание немцев и итальянцев, находившихся по соседству. Я почувствовал запах бензина и увидел пламя позади меня в кузове. Панч затаскивал Милнса в грузовик Колли.
— Пора заканчивать этот пикник! — крикнул он.
Какая большая цена за прикрытие отхода главного отряда! Теперь у нас остался единственный план: убраться отсюда подальше! Каким-то чудом наш грузовик сохранил способность двигаться. Панч и Олифант вскарабкались в кузов. Они выбросили горевшие канистры через задний борт. Мне удалось переключиться на первую скорость, и мы со скрипом поехали за грузовиком Колли, на борту которого находились Грейнджер, Дженкинс, Маркс и раненый Милнс.
Как говорят солдаты, дерьмо никогда не всплывает одно. Перед нами появились огни фар. Две пары. Кто-то на скорости спешил к нам с юга. Куда подевались бронемашины? Мы не знали. Объехать приближавшиеся машины не представлялось возможным. Они блокировали наш путь отхода.
Оба наших грузовика остановились посреди дороги. Пар выбивался из моего пробитого, как решето, капота. Дым валил из-под кабины. Я потерял вторую передачу, но третья работала. Дженкинс прокричал, что его «Браунинг» заклинило. Наша машина держалась на честном слове. Может быть, бросить ее? Что, если мы поднимемся на борт к Колли? Подняться-то можно, но как мы тогда поедем?
Нашей единственной надеждой было оружие. Вражеские машины продолжали приближаться. Они находились в тысяче ярдов от нас, но их прожекторы уже ощупывали место, где мы остановились. Нам следовало убрать грузовики с дороги.
— Только не далеко, — прокричал я.
