На рассвете мы добрались до западного края плато, который, к нашему счастью, оставался в глубокой тени. Не имея времени на ремонт тормозов, мы просто пустили грузовик Колли вниз по склону. Его на цепи удерживала «Лянча», чьи тормозные колодки тоже износились до голого металла и визжали на каждом ярде пути. К восьми часам утра мы спустились на равнину и спрятали грузовики в самой глубокой лощине, которую только нашли. Парни вырвали несколько кустов и вплели их в камуфляжную сеть. Затем все рухнули на расстеленный брезент и заснули мертвым сном — кроме дозорных, которых я поставил наблюдать за самолетами. Дежурные менялись каждый час. Весь день над платом летали вражеские «Шторьхи» и «Ме-110». Они не замечали нас, но держали в постоянном напряжении. С наступлением сумерек я позволил и дежурным уснуть. Мне казалось, что ничего плохого уже не случится — по крайней мере до утра.
5
Я услышал нарастающий рев и почувствовал, как земля задрожала подо мной. Что-то холодное и свирепое толкнуло меня в бок. В ушах заревела буря. Неужели это сон? До меня донесся крик Панча, но его слова заглушил шум ветра. Затем я увидел вал воды.
Ошеломляющий и предшествующий ему удар воздуха сбросил меня со спальника. Вечером я собрал сосновые ветки и устроил из них некое подобие матраца, на которое уложил свой спальник. Теперь же вал воды в одно мгновение слизал их прочь вместе с моим «Томпсоном», одеялом, брезентом и ботинками. Поток поднял грузовик Колли, словно игрушку. Машина пронеслась мимо меня, покачиваясь вверх и вниз. Ее очертания исчезли из виду в ночной темноте.
Я, полуголый и напуганный почти до безумия, начал неистово карабкаться вверх по склону лощины. Прямо подо мной, кружась на поверхности потока, промчалась «Лянча». Я вспомнил, что в ее кузове спали Олифант и Колли. И, кажется, Дженкинс. Но сейчас они куда-то пропали. Я поднимался вверх, цепляясь руками за камни и корни кустов. Поток ревел буквально в дюймах подо мной. Едва мои пальцы ног находили опору, как грунт под ними превращался в жижу. Меня охватил первобытный ужас. Я чувствовал ярость Господа. Лощина превратилась в огромную чашу неудержимого божественного гнева.
Надо мной появилась голова Грейнджера. Рядом с ним возник Панч и схватил меня за руку. Парни помогли мне подняться на край оврага. Я был почти голым. Внутренние части бедер покрывала грязь или, возможно, дерьмо. Панч, Грейнджер и я цеплялись друг за друга, как дети. Камни и кусты с шумом и треском проносилась под нашими ногами. Сверху в поток срывались тонны земли. Несмотря на ужас и отчаяние, я понимал, что наводнение скоро закончится. Весь вечер и ночь здесь не было дождя. Пока мы мирно спали в сухой лощине, над Джебелем пронеслась буря, создавшая этот поток. И он пришел к нам без предупреждения, превратив наше убежище в русло реки.
Через несколько минут уровень воды уже начал падать. Просто поразительно, как быстро к нам вернулась наша храбрость — в тот миг, когда мы поняли, что опасность миновала. С каждой секундой яростный шум потока ослабевал. Река, чья глубина достигала двадцати футов, за несколько минут превратилась в большой ручей, затем стала еще мельче. Мы по-прежнему сидели на краю обрыва. Земля со склона продолжала осыпаться в мутную и все еще пенящуюся воду.
— Колли! Олифант!
Мы долго выкрикивали в темноту имена друзей. Затем пошел дождь — точнее, холодный хлесткий ливень, заставлявший нас горбиться и дрожать. Беда ошеломила нас своим масштабом, но что мы могли сделать?
Поток все еще ярился на дне лощины. Больше всего нам хотелось узнать, живы ли наши товарищи. Возможно, кто-то из них получил ранения и нуждался в помощи. Через несколько минут появился Дженкинс — он пришел, ориентируясь на крики. Затем с противоположного склона спустился Олифант, такой же замерзший и облепленный грязью, как и мы. Нам удалось найти кое-какие вещи: два плаща и три одеяла, одно ружье марки «Энфилдс» калибра.303 (без амуниции, но с шестью патронами в одном магазине), две литровые бутылки с водой, каждая из которых была наполовину полной. С помощью рубашек мы собрали небольшой запас дождевой воды. Я напомнил парням, что пить из ручья, кишащего паразитами, опасно для жизни. Еще вчера я положил в карманы плитки шоколада, но теперь они исчезли вместе со штанами. Общие запасы патруля состояли из двух банок сардин, половинки свиного окорока, авторучки «Бэлл» и двух штыков. Грейнджер сохранил свои часы. Карту, чай, фонари и ракетницы унесло потоком. Дженкинс, Грейнджер и я лишились обуви. Двое наших ребят пропали без вести.
После наводнения прошел час. Время 03:20. Мы растянулись в цепь и начали спускаться вниз по руслу, выкрикивая имена Колли и Маркса. Вода доходила до колен. Змеи дюжинами скользили по поверхности потока. Они были напуганы не меньше нас. Стремительный вал воды заполнил ямы зыбучим песком, превратив их дно в вязкую взвесь. Хотя поток обмелел, наши ноги раз за разом проваливались в эти «карманы», и парни снова и снова бросались на крики, чтобы вытащить друг друга из смертельной западни. Пройдя четверть мили, мы наткнулись на Маркса, живого, но с отбитыми ногами. Во время наводнения его унесло течением. Выбираясь из потока, он несколько раз ударился о камни. Кости были целы, однако Маркс не мог стоять. Проплывавшее бревно содрало ему кожу на черепе — клок скальпа, размером с мужскую ладонь, свисал на глаза, выставляя напоказ голую кость. Рана сильно кровоточила. Маркс был в шоке, и его сотрясали конвульсии. Оттащив раненого на сухое место, мы по очереди начали обогревать его своими телами. Дженкинс, заменивший нам фельдшера Милнса, натянул оторванную кожу назад на место и перевязал голову Маркса прорезиненной лентой, отрезанной от маскировочной сети.
— Если бы мы нашли хотя бы один грузовик, — сказал он, — я мог бы воспользоваться аптечкой и зашить ему рану иголкой и ниткой.
Дженкинс вызвался присмотреть за раненым. Остальные отправились дальше. Пройдя сотню ярдов, мы нашли мои штаны, зацепившиеся за куст так изящно, словно их туда повесила прачка. Еще через четверть мили наша группа обнаружила грузовик Колли.
Машина лежала на левом боку, погребенная под таким слоем ила, что на виду оставались лишь задняя часть кузова, правая сторона кабины и переднее колесо. Все остальное было скрыто в жиже и сплетении вырванных кустов, которые сбились в этом месте в кучу. Нам крупно повезло, что мы вообще заметили грузовик. Я вскарабкался на борт. Все предметы, находившиеся в кузове — оружие, ящики с патронами, канистры с бензином и водой, стофунтовые колеca, — унесло потоком. Парни снова начали выкрикивать имя Колли. Никакого ответа. К счастью, аптечка осталась на своем месте. Я отослал Олифанта назад, чтобы он передал ее Дженкинсу. Панч, Грейнджер и я продолжили осматривать русло потока. Часы Грейнджера, которые я временно реквизировал, показывали 04:15. Лощина стала почти непроходимой из-за путаницы сорванных кустов, наваленных камней и вязкой грязи.
Рассвело. Мы так и не нашли Колли. Разбитый локоть Олифанта раздулся, увеличился в размерах в два раза и окрасился в пурпурный цвет. У Грейнджера на ноге между пальцами открылся плохой порез — результат торопливого подъема на утес. Он потерял часть левого уха и не мог вспомнить, как это произошло. Мы устроили лагерь на возвышенном месте с учетом возможного повторения наводнения. Олифант и Дженкинс принесли Маркса на носилках, сделанных из веток. Когда Маркс вышел из шока и заговорил, он все время извинялся перед нами и просил бросить его. Он не мог простить себе, что стал обузой для отряда.
