Но сколько бы члены команды не размышляли о личности Нойербурга, они почти ничего не знали о его жизни. Он был пилотом морской авиации (это он им успел рассказать), и его только недавно перевели на подводный флот. Некоторые члены команды гадали, не поступил ли Нойербург на субмарину, чтобы «подлечить горло» (жаргонное выражение, которое обозначало желание офицера заслужить Рыцарский Крест, который носили на шее). Однако Нойербург никогда не говорил о своих мотивах. Кто-то однажды видел на причале его жену, поразительно красивую женщину, но и о своей семье Нойербург тоже ничего не рассказывал.
Его скрытность не подрывала веру людей в командира. Но если и была тайна, которая занимала членов экипажа «U-869» в первые дни подготовки, эта тайна все же касалась жизни человека, который был назначен, чтобы руководить ими.
В возрасте девятнадцати лет Хельмут Нойербург, уроженец Страсбурга, решил пойти на службу в военно-морской флот. Этот выбор мог удивить тех, кто его знал. В юном возрасте он проявил удивительный талант к игре на скрипке и большие способности к рисованию карикатур (среди них были и такие, на которых он зло высмеивал некоторых взрослых из своего окружения). Он защитил аттестат зрелости, что было условием дальнейшего обучения. Его близкие ожидали, что он посвятит себя искусству и добьется больших успехов. Это, возможно, и было целью поступления Гельмута в военные моряки: он знал, что если подпишется на несколько лет службы, то после увольнения получит приличную сумму, которую сможет потратить на свое образование. Он никогда не помышлял о службе на борту подводной лодки. Будучи мальчишками, они с братом Фридгельмом говорили о подлодках, но ни один из них не мечтал служить на них. «Слишком большая цена за звездную славу, — говорили они друг другу. — В подлодке ты очень быстро становишься жертвой».
Итак, Гельмут стал морским кадетом 1936 года. (Тогда курсы обозначались годом набора, а не годом окончания.) Он получал отличные оценки по большинству предметов и был одним из первых в механике и английском языке. Ближе к выпуску он создал оркестр и сочинил песню курса, за что удостоился специальной награды от Эриха Редера, командующего Немецким военным флотом. По окончании курса он приступил к подготовке в качестве пилота военно-морской авиации. К 1940 году он совершал разведывательные полеты в Северном море, в районе Англии, а однажды даже посадил в кабину во время одного из полетов своего близкого друга, немецкого пастуха. Следующие три года он продолжал летать, обучать других пилотов и получать отличные отзывы. Но если военная карьера Гельмута внешне выглядела идеалом для национал-социалиста, его сердце и разум говорили ему другое, нечто совершенно запретное.
Хотя Гельмут не решался открыто высказываться против нацистского режима (офицера могли казнить за такое), он особо не сдерживался, когда говорил с Фридгельмом, служившим в одной из бронетанковых дивизий. Во время встреч с братом он говорил о том, что политика нацистов приведет Германию к краху. Фридгельм приходил в ужас от того, что Гельмут мог говорить так в присутствии посторонних.
«Ты с ума сошел! Разве можно говорить об этом так громко? Люди подслушивают повсюду), То, что ты говоришь, очень опасно!»
Но Гельмут не мог молчать. Однажды после беседы с одним нацистским начальником, Гельмут сказал Фридгельму (они тогда встретились недалеко от Нюрнберга), что антисемитские воззрения «отвратительны» и «тошнотворны». Фридгельм умолял брата замолчать. «И у стен есть уши, Гельмут! — предостерегал Фридгельм. — Все прослушивается. Пожалуйста, осторожней с тем, что ты говоришь. Это может плохо кончиться».
В 1941 году Гельмут женился на Эрне Маас, дочери владельца пивоварни. Ей был двадцать один год. Умная, красивая и энергичная Эрна тоже была страстной противницей оголтелой военщины. Оба любили друг друга беззаветно. Дома Гельмут собирал американские пластинки с джазом, который был запрещен нацистами, настраивал приемник на «Би-Би-Си», чтобы узнать новости о войне, — еще одно преступление военного времени. Однажды утром, бреясь перед зеркалом, он услышал сообщение «Би-Би-Си» о вступлении американцев в войну. «Мы уже проиграли», — сказал он Эрне.
Он продолжал видеться с Фридгельмом при любой возможности. Он продолжал свои разговоры. «После войны я избавлюсь от этого платья», — сказал он брату, имея в виду военную форму.
В 1943 году Нойербургу и другим был предложен выбор: они могут остаться в морской авиации или пойти служить на подводный флот. Тот, кто останется в морской авиации, будет немедленно отправлен на фронт, тот, кто пойдет служить на субмарины, проведет год или больше на курсах подготовки прежде, чем снова отправится на войну. Нойербург был отцом двухлетнего сына и годовалой дочери, поэтому он выбрал подлодку, хотя не питал никаких иллюзий по поводу ее безопасности. Сообщив Фридгельму о своем решении, он сказал, что, по его мнению, люди на подлодке — это «Himmelfahrtskommando» (команда, которая подчиняется непосредственно небесам).
Нойербург провел двадцать один месяц на курсах подготовки к службе на субмарине, используя все увольнения, чтобы покатать своего двухлетнего сына Юргена на яхте и покачать на коленях маленькую дочку Ютту. Накануне приемки «U-869» он говорил с Фридгельмом. На этот раз он ни словом не обмолвился о нацистах, он просто посмотрел брату в глаза и сказал: «Я не вернусь».
По окончании подготовки подлодку загрузили провизией и припасами. Команда вышла на «U-869» из Бремена в конце января 1944 года и направилась в Балтийское море, чтобы пройти там боевую подготовку в течение нескольких месяцев. С этого момента у нее больше не будет постоянной базы приписки, инструкции будут поступать прямо на борт, а лодка будет заходить в разные порты Балтики.
К этому моменту сведения о «черном мае» 1943 года, когда союзники уничтожили сорок четыре немецкие подлодки, дошли даже до рядовых членов экипажа. Докеры шептались о количестве субмарин, которые не вернулись из походов. Слухи о техническом превосходстве союзников гуляли по казармам военных моряков. Хотя мало кто говорил об этом вслух, экипаж «U-869» почти наверняка знал о том, что мир для подводников кардинально изменился.
Начальная подготовка на «U-869» включала в себя проверку уровня шума под водой, ремонт перископа, учебные стрельбы из зенитного орудия. (Хотя «U-869» была построена без палубного орудия для ведения огня по боевым кораблям противника, у нее на борту оставалось зенитное вооружение.) Они упражнялись в «катании» — сложном искусстве резких разворотов и быстрых погружений, пока члены команды не доходили до полной тошноты и полного мастерства: теперь они полагали, что сумеют провести 250-футовую субмарину даже по ручью. Кое-кого на борту рвало очень долго, до тех пор, пока их внутренности не привыкали к подводной жизни. Других тошнило от выхлопа дизелей и шума. Но опытные люди, такие как Гушевски, знали, что худшее еще впереди.
Февраль ушел на то, чтобы люди узнали свою работу и друг друга. Торпедисты, как правило, общались с торпедистами, механики — с механиками. В радиорубке Гушевски и Хоренбург вышколивали двух «Oberfunkmaate», или младших радистов, одному из которых было восемнадцать, другому — девятнадцать. При том что Гушевски все еще чувствовал некоторую обиду на Хоренбурга, обошедшего его по должности, со временем он убедился, что это был отличный радист и порядочный человек. Очень скоро они работали абсолютно синхронно, как единая команда: один кодировал сообщения Нойербурга, а другой их передавал. Они стали друзьями.
