И все же каждый раз, когда он брался за трубку, чтобы сообщить о своем решении Чаттертону, он вешал ее. «Может получиться еще один сценарий, худший, чем наблюдать за тем, как в обломках корабля задыхается друг», — думал он. И чем ближе было воскресенье, тем сильнее он был уверен в том, что хуже всего будет позволить другу умирать, в то время как он сам будет сидеть дома и ждать новостей.
В субботу вечером, 30 августа 1997 года, «Искатель» отошел от причала и взял курс к «U-Who». Чаттертон и Колер общались мало, оба знали, что это решающий день.
На следующее утро было ясно и тихо. За чашкой кукурузных хлопьев Чаттертон спросил Колера, готов ли тот принять ящики с запчастями, которые он ожидал найти и передать поверх упавшего топливного бака. Колер кивнул. Час спустя они были уже на затонувшем корабле. Чаттертон снял баллон, протянул его прямо перед собой, вытянулся по горизонтали, как Супермен, проскользнул сквозь просвет между препятствием и потолком. Колер включил фонарь и направил его в сторону щели — маяк, который поможет Чаттертону найти обратный путь.
Внутри дизельного отсека видимость была хорошей. Чаттертон снова надел баллон и проплыл через прямоугольный люк, ведущий в электродвигательный отсек. Обстановка была именно такой, какая была запечатлена на видеопленке. Он посмотрел направо. Там, выстроенные в отдельно стоящую пирамиду, стояли четыре ящика с запчастями разного размера, все приросшие друг к другу благодаря морским наслоениям и ржавчине. Самый маленький из них был по размеру чуть больше обувной коробки. Это было именно то, за чем направился сюда Чаттертон.
Он осторожно приблизился к ящикам. Поперек верхнего ящика, под углом тридцать градусов, лежал пятифутовый отрезок трубы, которая, по всей вероятности, отломилась от какого-то механизма в отсеке и упала на ящики. Чаттертон чуть-чуть подтолкнул ящики, но трубу крепко заклинило, и ничего не сдвинулось. Он выбросил вперед ладони, как футбольный судья на линии, и уперся ими в стопку ящиков. Ничего. Труба, как он понял, прижимала ящики и удерживала их на месте. Он вытащил нож и попытался поддеть трубу и отодвинуть ее в сторону. Она не поддалась. Вверх взметнулся ил, уменьшив видимость почти до нуля. Чаттертон развернулся и покинул отсек. Теперь он знал, каким будет последний этап его плана. Ему придется принять решительные меры.
Наверху Чаттертон рассказал все Колеру.
— Ящики слиплись и прижаты к полу этой громадной трубой, — сообщил Чаттертон. — Но это те ящики, Ричи. Если на лодке есть опознавательные бирки, они там.
— Отлично, — сказал Колер. — Но если ничего не сдвинется, что ты будешь делать?
— Молот. Я беру с собой молот с короткой ручкой. Ящики мои.
Тащить с собой молот на глубину 230 футов — это, вероятно, лучший способ для ныряльщика быстренько израсходовать свой запас дыхательной смеси. Колер и не подумал возражать, ему казалось, что Чаттертоном управляет что-то потустороннее, а не здравый смысл.
«Я найду тебе молот», — сказал Колер.
Спустя четыре часа Чаттертон и Колер снова нырнули. Движением, которым снимают с себя футболку, Чаттертон снял баллон, потом протиснул его, молот и себя сквозь просвет между упавшим топливным баком и потолком. Затем он снова надел баллон и отправился в электродвигательный отсек. Колер засек время на своих часах. Он бормотал что-то вроде молитвы, несколько раз прозвучало слово «прошу».
Чаттертон спешил в электродвигательный отсек. Здесь все еще висела коричневая мгла после его первого посещения, но ящики и труба были видны сквозь ил. Решение будет простым: он использует молот, чтобы выбить трубу, а затем отделит ящики один от другого с помощью монтировки.
Чаттертон подобрался к трубе на расстояние двух футов. Он крепко ухватился за рукоять молота (использование этого инструмента под водой несколько отличается от его надводного применения: ныряльщик скорее отталкивает его от груди, а не бьет с размаху). Он уперся левым коленом о пол, а правую ногу поставил на стоящее через проход оборудование. Затем коротким и сильным броском вперед он направил головку молота на часть трубы, прижимающую ящики. Отсек огласился грохотом удара, а куски наслоений отлетели от трубы, наполнив помещение градом ржавчины. Чаттертон стоял, не шелохнувшись. Когда осколки осели на пол, он застыл в изумлении от того, что увидел. Труба не сдвинулась, и, как оказалось, это была не труба. Очищенный от наслоений блестящий предмет мгновенно сообщил Чаттертону о своей истиной природе. Это был пятифутовый баллон со сжатым кислородом — здоровенный старший брат того малыша, который разнес в щепки его гараж. Чудо, что баллон тут же не взорвался.
«Надо решать», — сказал себе Чаттертон.
Он быстро просчитал варианты, их было всего два. Первый: он мог развернуться и покинуть отсек. Второй: он мог еще раз попытаться сдвинуть с места гигантский кислородный баллон (для этого ему надо ударить по предохранительному колпаку (самое опасное место), чтобы расшатать его).
«Если эта штука бабахнет, я ничего не услышу, — думал Чаттертон. — Меня убьет и разорвет на миллиарды клочков. А если я уйду отсюда прямо сейчас, то уйду невредимым».
Он сделал шаг вперед и нашел хороший упор для ног.
Когда все просто, человек о себе ничего по-настоящему не узнает.
Он взялся, как можно шире, за длинную и гладкую рукоять молота.
То, как человек поступает в самый ожесточенный момент борьбы, доказывает ему, кто он есть на самом деле.
Он поднял молот на уровень груди.
Некоторые люди никогда не переживают такой момент.
Он дышал глубже, чем когда-либо в жизни.
Мой момент истины — это «U-Who».
Он ударил головкой молота по колпаку кислородного баллона.
То, что я делаю сейчас, это и есть я…
Молот врезался в баллон. В помещении раздался гром. Ил летал повсюду. Чаттертон ожидал грохота от взрыва миллиона динамитных зарядов, но слышал только свист пузырьков, покидающих его регулятор, и лязг падающих кусков металла. Он всматривался сквозь ил. Баллон упал с ящиков. И он сам жив.
«О Боже!», — сказал он вслух.
Чаттертон потянулся к ящикам, оторвал от стопки самый маленький из них и сунул его в сетку. Он посмотрел на часы — оставалось пять минут. Он выплыл из электродвигательного отсека и поплыл кверху, на свет фонаря Колера. Хотя ящик был тяжелым, ему удалось передать его Колеру через просвет, а Колер передал его другому ныряльщику, чтобы тот доставил ящик на поверхность, где проверят наличие на нем опознавательной бирки. По всем канонам, Чаттертон должен был покинуть дизельный отсек сразу же, как только у него в баллоне оставалось смеси на три минуты. Он не смог. Возможно, на первом ящике не было никакой бирки. Внутри электродвигательного отсека были другие ящики. Ему во что бы то ни стало надо было достать еще один ящик. Колер отчаянно размахивал фонарем. Чаттертон обернулся.
Минуту спустя Чаттертон нашел второй ящик. Этот был еще тяжелее, чем первый, и его нельзя было просто поднять и передать Колеру. Чаттертон начал вытягивать его из электродвигательного отсека. Видимость упала до нуля. Ныряльщик направил фонарь на шкалу своего манометра, но ничего не смог рассмотреть, так как вокруг воцарилась кромешная тьма. Он сильнее налег на ящик, качая и толкая его, чтобы приблизить к Колеру хотя бы еще на один фут. Он поднес часы к самой маске и все равно едва различал очертания своего таймера. Он уже пробыл здесь дольше, чем допустимо, поэтому придется оставить ящик. «Надо уносить ноги», — подумал он.
