— Батюшки! Сынки вы мои! Да какие же вы мокрые! Вы же совсем замерзли. Идите скорее в хату и давайте раздевайтесь. Старик! Ты чего стоишь, давай скорее какую-нибудь сухую одежду, — прикрикнула она на него.
Переодетые во все сухое, мы сидели за столом и пили горячий морковный чай с молоком и медом, ели борщ, заправленный сметаной. А в это время наша гостеприимная хозяйка со слезами на глазах рассказывала:
— Вот и наши сынки где-то сейчас на фронте. Может быть, уже и нет их в живых, сложили они свои головушки, воюя против этих фашистов.
Утирая свои слезы уголками головного платка и продолжая рассказывать о своих сынах, она сняла со стены фотографию двух молодых людей, с которой глядели два веселых, жизнерадостных юных парня, очень похожих на своего отца. Это их дети.
— А вы теперь куда путь держите? — спросил нас стоящий рядом со своей женой и до того молчавший старик.
Я решился пойти на откровенность и ответил ему:
— Отец! По правде сказать, мы ищем партизан. Не слышно ли здесь у вас чего о партизанах?
— Здесь их нет. Если где и есть, то это там, где есть леса. А у нас ведь кругом степь, да и фронт не так далеко. По утрам слышно, как гудит где-то на востоке. Бьются там наши сыны, — с грустью закончил он.
По-отечески обогретые лаской, мы крепко заснули под крышей этого дома. И ночью мне снился сон, как будто я дома и совсем еще маленький. А надо мной, лежащим в теплой мягкой постели, склонилась моя мама и улыбается своими добрыми глазами. Счастливый и бодрый, я проснулся. Наша одежда была высушена и даже постирана заботливыми материнскими руками этой старой женщины. Нас снова покормили добрые старики и проводили в дальний путь. Мы расставались с ними, как с родными людьми. Старушка даже перекрестила нас на прощание. У меня невольно навернулись слезы на глазах от проявленной к нам сердечности и такой необычайной доброты стариков. Всю дальнейшую дорогу мы были под впечатлением этой встречи с ними.
— Вот видишь, Афанасий, какие у нас люди. Разве их сможет победить гитлеровская армия? Сколько мы с тобой идем по нашей стране, уже прошли, наверное, километров четыреста, и какие везде добрые люди. Как они встречают нас, попавших в беду. Но они надеются, что мы снова вступим в бой с этими фашистскими гадами. Правильно я говорю?
Некоторое время помолчав, Афанасий ответил:
— Ты, Владимир, пожалуй, прав, но немцы-то вон куда забрались, уже до Волги дошли. А техника какая у них, все едут на машинах, а наши топают пешком. Разве такую армию победишь?
— Ничего, выдохнется этот фашист, и мы должны обязательно победить! Я так считаю! Эх, нам бы поскорее где-то встретиться с партизанами! А может, нам попробовать перейти линию фронта? Она где-то недалеко здесь проходит, слышишь, как гудит.
— Ну нет, линию фронта в степи не перейдешь. Здесь все как на ладони, и пытаться нечего, — категорически заявил Афанасий.
— Тогда знаешь что я тебе предложу, если нам не удастся встретиться с партизанами, а это вполне возможно, так как мы не знаем, во-первых, где есть большие лесные массивы, а во-вторых, где находятся эти партизаны. Так вот что я думаю. Тебе ведь очень хочется прийти домой? — спросил я Афанасия.
— Да, очень хочется.
— Так вот что я предлагаю. Нам осталось дойти до твоего района, а значит, и до твоей деревни километров четыреста, а может быть, и меньше. Если идти каждый день по 40–45 километров, то можно дойти до вашей местности примерно дней за десять, и числа 25–26 мы будем у вас. Давай договоримся: когда придем к вам, а это надо будет сделать ночью, то твоя жена должна будет нас обоих где-то спрятать. Мы узнаем, какова там у вас обстановка, возможно, от вас очень близко находится фронт, а там будет видно. Ты свою местность знаешь хорошо, поэтому, может быть, нам удастся перейти линию фронта, а может, сам фронт дойдет до вашей деревни, и мы тогда соединимся с нашей армией. Одним словом, что получится, будет видно на месте.
На этот раз Афанасий охотно согласился с предложенным мною вариантом дальнейших действий. И мы поспешили дальше. Чем ближе мы подходили к району Нового Оскола, тем чаще стали встречаться в населенных пунктах немецкие солдаты. Очень сильно чувствовалась близость фронта. Все чаще стали попадаться места, где были совсем свежие следы недавних боев. Мы стали более осторожными в пути. Теперь, чтобы пройти от одной деревни до другой, мы заранее у местных жителей узнавали название впереди находящейся деревни. Это было необходимо, потому что с нами произошел такой случай.
Однажды мы с Афанасием спокойно шли к следующей деревне. Дорога была безлюдная, и ничто нам не грозило. При выходе из одной деревни я случайно спросил местных жителей, далеко ли следующая деревня и как она называется. Неожиданно из-за бугра нам навстречу выскочила немецкая легковая машина, в которой сидел гитлеровский офицер и несколько немецких солдат. Поравнявшись с нами, немцы остановили машину и жестом подозвали нас к себе. Офицер, сидящий в машине, на ломаном русском языке спросил нас:
— Куда едешь?
Я не растерялся и ответил ему по-немецки, так как знал, что немцы более благосклонно относятся к тем, кто знает их язык.
— Нах дорф Дворики, пан!
— Зачем?
— Дорф лебен майне швестер.
Офицер остался доволен моим ответом, а Афанасия он и спрашивать не стал и разрешил нам двигаться в деревню Дворики. Махнув нам рукой, офицер крикнул: «Пошель!»
На этот раз пронесло, и мы пошли дальше. Где-то перед Новым Осколом на горизонте показался первый лес. Я очень обрадовался этому, но радость моя была преждевременной. Во второй половине дня мы пришли в небольшую деревню, которая стояла на западном краю леса. Местные жители ее приняли нас почему-то очень недоброжелательно. Это удивило нас. Когда же мы стали расспрашивать, большой ли это лес и нет ли где партизан, то один пожилой мужчина, житель этой деревни, сказал:
— Вот-вот, и немцы вчера все нас допытывали, нет ли здесь партизан. А какие здесь партизаны, когда лес-то всего несколько километров, а потом опять одни только степи, да кое-где кустарнички растут небольшие, вот и весь лес. Вы, хлопцы, идите-ка поскорее из нашей деревни, а то как бы опять немцы не нагрянули сюда. Они вчера забрали несколько человек, убежавших из плена, которые здесь жили с нашими бабами. А деревню нашу немцы хотели спалить, да побоялись, что загорится лес, и не стали. Немцы здорово били беглецов и все допытывали, партизаны они или нет. И еще что-то кричали по-немецки на них, да только я ничего не понял.
— Слушай, отец, а как нам дальше идти в эту сторону? — сказал я ему, показывая рукой на север.
— Во, во! Как раз и попадете к немцам в лапы. Там, в соседней деревне, и стоит их гарнизон.
— А можно как-то обойти эту деревню? — спросили мы его.
— Да никак вы ее не обойдете, там течет река. Мост через нее только в деревне. Река хоть и не очень широкая, но глубокая и вброд ее не перейти.
