Я помню, что наконец соединился наш полк и сосредоточилась дивизия, понесшая за эти дни значительные потери. Мы продолжали наступать, но сопротивление противника нарастало.
Дивизия продвигалась совместно с танковым полком, в котором вряд ли насчитывалось более сорока танков. И все же это была сила. Мы видели, как «тридцатьчетверки» шли на немецкие позиции, с которых спешно отходили тыловые подразделения, обозы. Немцы не надеялись, что удержат в этом месте оборону.
Наперерез нашим «тридцатьчетверкам» двигались немецкие танки. Их было меньше. Удар имел скорее отвлекающую цель. Танковый батальон собирался навязать короткий бой русским «тридцатьчетверкам», а затем дружно отойти, подставив наши танки под артиллерийский огонь.
Немецкие командиры уже знали о мощном контрударе в советский тыл. Действовали слишком самоуверенно и сблизились с «тридцатьчетверками» на опасное расстояние. Обстреляв наступающие танки, немецкий батальон начал отход. Но не приняли во внимание более высокую скорость наших танков и дальнобойность орудий.
Из своих окопов мы видели, как «тридцатьчетверки» гнали и расстреливали немецкие «панцеры». Одни из них, получив повреждения, замедляли ход, другие дымились. Две-три машины взорвались и горели, выстилая пелену дыма. У наших тоже были потери, но небольшие. Мы насчитали с десяток подбитых и горевших немецких танков Т-3 и Т-4.
Затем «тридцатьчетверки», увеличив скорость, повернули на позиции врага. Если первую часть боя наши танки выиграли сравнительно легко, то по мере приближения к немецким траншеям усиливался встречный артиллерийский огонь.
Поднимались фонтаны фугасных гаубичных разрывов. Прямых попаданий я не видел, но заметил, как остановилась одна, затем другая поврежденная «тридцатьчетверка». Поднялся в атаку соседний полк.
Затем дружно захлопали противотанковые пушки. Небольшого размера, низкие, они хорошо маскировались в капонирах. Были видны только вспышки выстрелов и поднимались столбы пыли перед длинными стволами с дульным тормозом.
Танки не снижали ход, также поднимая завесу пыли. Сквозь нее летели раскаленные трассы бронебойных снарядов. «Тридцатьчетверкам» приходилось туго. Останавливался или загорался один танк за другим. Я обратил внимание, что некоторые машины вспыхивали мгновенно, на ходу, а затем взрывались.
Позже я узнал, что в битве за Харьков немцы впервые широко применили кумулятивные снаряды (мы называли их «бронепрожигающие»). Они прожигали кумулятивной струей броню и воспламеняли танк. От высокой температуры следовала почти мгновенная детонация снарядов, и машина взрывалась. Мало кто из экипажей успевал выскочить.
Но «тридцатьчетверки», несмотря на потери, ворвались на позиции, круша орудийные капониры, блиндажи, доты. Наш полк тоже принимал участие в атаке. Поредевшие батальоны выбивали из укреплений остатки немецкой пехоты. Танки, как всегда, ушли вперед. Никто не знал, что нас уже окружают, и наступление продолжалось.
Поредевший батальон приостановился перед высоткой, откуда немцы вели сильный огонь. В нашей шестой роте насчитывалось полсотни человек, а неделю назад было сто двадцать. Не лучше обстояли дела в четвертой и пятой ротах.
Мое отделение состояло из пяти человек: два противотанковых расчета и Бондарь со своим «дегтяревым». Мы стреляли по приземистому доту, откуда частыми вспышками бил какой-то новый скорострельный пулемет. Подбежал капитан Ступак:
– Все возитесь? Гнатенко, переходи на другую позицию. Справа бронеколпак голову не дает поднять.
Егор с напарником подхватил ружье и, пригибаясь, побежали по узкой траншее в указанное комбатом место.
– Ты чего медлишь, Коробов?
Я не медлил. Я ждал, когда замолкнет рычащий звук пулемета, и даст возможность мне высунуться. При таком темпе стрельбы расчет должен наверняка сменить ствол, а может, и затвор. Замолчал!
– Паша, быстрее! – поторопил я напарника.
Мы подняли наше двадцатикилограммовое ружье на сошки. Я ловил в прицел узкую темную амбразуру. Выстрел, второй, третий… Брызнуло отбитое крошево железобетона.
– В амбразу бей! – надрывался Ступак.
Я выпустил две оставшиеся пули в обойме, одна из них звякнула о заслонку, которой спешно закрыли амбразуру.
– Есть! – подпрыгнул белобрысый Паша Скворцов и зарядил новую обойму.
Комбат выстрелил из ракетницы, давая сигнал к атаке. Люди поднимались неохотно и, пробежав несколько шагов, снова ложились.
– Евсеев, мать твою! – ревел комбат. – Я, что ли, твою сраную роту должен поднимать?
– Она не сраная, – отчетливо произнес лейтенант Евсеев. – Ребята, а ну встали, пулемет молчит. Вперед, за Сталина!
Люди поднимались и, пригибаясь, бежали вперед.
Двое немцев вытащили в траншею рядом с дотом ручной пулемет «Дрейзе» с барабанным магазином на семьдесят пять зарядов. У этой штуковины был точный бой и хорошая прицельность.
– Прикончите его! Он сорвет атаку, – продолжал командовать Ступак.
Бондарь, вжимаясь в приклад своего «дегтярева», выпускал ровные, по пять-семь патронов, очереди. Ушлый сержант умел работать, когда на него глядел комбат. Бруствер вокруг «Дрейзе» дымился пылью от близких попаданий.
Второй номер расчета отшатнулся. О каску отчетливо звякнула пуля, немец исчез в траншее. Пулеметчик повел строчку, успев свалить одного и другого бойца. Но строчка внезапно захлебнулась, а рота уже приближалась к траншее и доту.
– Молодец, метко бьешь, – хлопнул по спине Антона Бондаря комбат. – Медаль за мной. Все вперед!
Меня задело то, что мы с Пашкой Скворцовым заткнули чертов дот с его скорострельным пулеметом и не заслужили даже доброго слова. Тот, спрятанный пулемет в бетонной коробке, не давал голову поднять, но мы его погасили. Кроме того, я командовал отделением, но меня словно не замечали. Зато комбат сразу расхвалил Бондаря, к которому у меня имелось немало претензий, в том числе, за трусость.
Когда мы бежали к траншее со своим тяжелым ПТРС, там уже бой подходил к концу. Я заметил, что Бондарь, который обязан был находиться рядом со мной, припустил вперед, вслед за наступающей ротой. Решил еще раз показать себя перед комбатом.
У распахнутой задней дверцы дзота лежал заколотый штыком немец. Кто-то из наших возился внутри. То ли собирали трофеи, то ли снимали со станка пулемет. Я тоже хотел глянуть, что там за штука, с такой бешеной скорострельностью.
Но рота вела огонь из всех стволов по отступавшему врагу. Стрелял из «дегтярева» Антон Бондарь. Стучали характерные громкие очереди американских «томпсонов», били наши ППШ, хлопали винтовочные выстрелы.
Немцы, как всегда, отступали грамотно, прикрывая друг друга огнем. Но пули находили свою цель, падал то один, то другой солдат. Я выпустил половину диска, когда заметил два вездехода БМВ. В них прыгали солдаты, к одному цепляли противотанковую пушку.
