Погрузил в штабной «Виллис» часть партийных документов, а остальные приказал сжечь. Назначил исполнять обязанности командира полка капитана Ступака и в сопровождении двух автоматчиков спешно уехал.
Полковой комиссар лучше многих знал обстановку. Он очень боялся смерти, плена, а в таком состоянии слабый человек теряет всякое чувство долга. Впрочем, оправдание комиссар нашел легко. Он попытается наладить связь со штабом дивизии, спасти партийные документы и доложить о нашем тяжелом положении.
Все детали мы узнали позже, а энергичный капитан Ступак сразу стал действовать. Прежде всего выставил посты и подсчитал имеющиеся силы.
В строю, не считая тяжелораненых, осталось двести девяносто человек. У нас имелся танк во главе с лейтенантом, который вывез часть раненых, одна пушка – «сорокапятка», четыре противотанковых ружья, два станковых пулемета «максим» и с десяток «дегтяревых».
К башенному орудию Т-34 и «сорокапятке» остались считаные снаряды. С ПТР дела обстояли получше. Мы сумели вывезти ящик патронов, и какой-то запас вынести на себе. Получилось по сорок-пятьдесят патронов на ствол.
Оставшиеся бутылки с горючей смесью никто брать не рискнул. Отступали под огнем и в такой спешке, что нести их было просто опасно. Зато имелось какое-то количество противотанковых гранат. У меня к автомату остался лишь неполный диск. У других дела обстояли не лучше.
Комбат, а теперь командир полка Ступак послал две разведгруппы выяснить обстановку. Но еще до их возвращения мы поняли, что дела обстоят неважно. По дороге, километрах в трех от леса, прошла колонна немецких грузовиков с пехотой в сопровождении нескольких танков.
От колонны отделился легкий бронеавтомобиль и двинулся на скорости к лесу. Из небольшого овражка вылезли двое красноармейцев и подняли руки. Броневик остановился возле них, минут пять шел какой-то разговор. Затем бойцы побрели к дороге, а бронеавтомобиль приблизился метров на триста к лесу.
Ударила автоматическая пушка и спаренный с ней пулемет. Стреляли по верхушкам деревьев. Мы затаились, стараясь не обнаружить своего присутствия. Броневик подъехал еще ближе. Из люка вылез по грудь офицер и крикнул, сложив ладони рупором:
– Русские командиры и солдаты, сдавайтесь, вы окружены. Выходите на дорогу, бросайте оружие. Вас никто не тронет. Не верьте своим комиссарам, что мы расстреливаем пленных.
Броневик постоял еще немного. Офицер повторил сказанное и добавил:
– Я знаю, вы меня слышите. Выходите, не бойтесь. Через несколько часов будет поздно.
– Смелый офицерик, – пробормотал Федя Долгушин.
Я навел ствол ружья на бронеавтомобиль, но мы получили команду огня не открывать, чтобы не обнаруживать себя. Впрочем, вся наша маскировка летела к черту из-за двоих перебежчиков. Конечно, они рассказали, сколько нас и где мы находимся.
– Шкуры! – выругался Федя Долгушин. – Интересно, из какого они батальона?
– Не все ли равно? – отозвался я. – Может, это и не наши.
– Из леса шли. Нашенские.
– Они теперь ничьи, – сказал кто-то. – Предатели.
Броневик не стал долго задерживаться. Офицер выпустил в сторону дороги две зеленых ракеты, словно показывая нам, куда идти, и машина резво покатила догонять своих.
Хотелось есть. Выскребали из вещмешков у кого что осталось. Делили между собой черствые куски хлеба, консервы. Досталось понемногу, лишь желудок слегка успокоить. Ротный Евсеев сказал, что уцелела одна полевая кухня, скоро должны покормить горячим.
Но сильнее голода мучила неизвестность. Мы слышали орудийную канонаду едва не со всех сторон. Замолкала в одном месте, начиналась в другом.
Высоко в небе проплыл тройками бомбардировочный полк двухмоторных «Хейнкелей-111», двадцать семь машин. Мы легко распознавали их по застекленному носу, такой же застекленной рубке под брюхом, откуда торчали два пулеметных ствола. Вокруг крутились истребители, охраняя загруженные до отказа бомбовозы.
Каждый несет две с половиной тонны бомб, а такая армада способна смешать с землей целый пехотный полк. Зенитной артиллерии у наших мало, кому-то крепко не повезет.
Проносились парами и целыми группами «мессершмитты». Наших самолетов мы не видели, и это нагоняло еще большую тоску. Неужели нас и правда окружили?
Вернулись обе разведгруппы. Всех деталей их доклада мы не знали, но пошел упорный слух, что наши войска, кажется, находятся в окружении. Пошли тревожные разговоры.
Ступак приказал построить полк и объявил:
– В ночь выходим. Всем быть готовыми. Отступление – это не повод для паники. Фрицам мы вчера хорошо вломили, будут помнить.
– Мы не в окружении? – вырвался у кого-то вопрос.
Юрий Ефремович Ступак ответил с непривычным для него пафосом:
– Какое к черту окружение?! Это наша земля, и каждый обязан за нее драться до конца. Все клятву давали. Или это для кого-то пустой звук! – Постоял минуты две и резко скомандовал.: – Разойдись!
Бывший комбат, а теперь командир полка капитан Ступак не любил пустых разговоров.
Глава 9
Мы прорвемся
Теплый майский день тянулся долго. Нас покормили супом из недоваренной жесткой конины с крупой. Менялись посты, люди чистили оружие, дремали. Однако напряжение не спадало, и каждый выражал его по-своему. Федя Долгушин расхаживал по поляне и рассуждал:
– Допустим, наступление застопорилось. Но где наши войска? Резервные части, наконец?
«Дед» Черников Филипп Авдеевич по одному подзывал к себе бойцов своего взвода, осматривал обувь и оружие.
– Сейчас главное – ботинки и винтовка, – напоминал он. – Артиллерии нет, значит, надеяться остается только на себя. В этом леске мы долго не просидим, вечером, я думаю, двинем. А с такими ботинками далеко не уйдешь.
Он следил, как красноармеец из новичков старательно протыкал шилом ранты сбитых ботинок и скреплял подошву провощенным шнурком. Делал он это старательно, вспотев от усердия. На носу повисла капля пота. У другого бойца были натерты до крови ноги, он не умел толком наматывать портянки, и Филипп Авдеевич заставлял его делать это снова и снова.
Паша Скворцов протирал патроны к противотанковому ружью. Сообщил мне:
– Усиленных, с вольфрамовой головкой, шесть штук осталось. А к «томпсону» у меня всего один магазин на двадцать патронов.
– И взять негде, так, Паша? – подковырнул его Федор Долгушин. – Говорили тебе, не кидайся на заграничные штучки.
– «Томпсон» не штучка. Я из него двух фрицев уложил.
– Теперь прикладом будешь действовать.
Высоко в небе снова летели немецкие бомбардировщики, а по дороге шли машины, тащили на тягачах тяжелые орудия. Не оставили без внимания и нас. Выставили два поста, а на пригорке застыл колесно-гусеничный бронетранспортер «Бюссинг» с пулеметом над кабиной.
