Один из курсантов вообще испугался лезть в окоп, утверждая, что он обвалится и танк его расплющит. Ему приказали занять место в другом окопе – этих двухметровых нор мы нарыли с запасом. Едва осыпался один окоп, очередной курсант переходил в следующий.
Но боец не сумел преодолеть страх (возможно, у него было что-то не в порядке с головой) и, вырвавшись, убежал. Его отправили в санчасть, а позже отчислили. У парня действительно оказалась больная психика.
Другие сдали упражнения нормально. За целый день обкатали таким образом человек восемьдесят. В казарму рота возвращалась оживленная. Большое дело – пройти танковую обкатку! Подкалывали Федю Долгушина:
– И отстрелялся на «отлично», и начальство подхвалил. Ну, Федька, быть тебе сержантом.
– Я не против, – посмеивался мой товарищ. – Только зубы сильно не скальте. Гляну завтра, как некоторые выпрыгивать от страха будут.
На ужин, кроме обычной каши, на столы поставили крупно нарезанную каспийскую селедку, а чай казался особенно крепким и сладким. Все детали необычного и жутковатого упражнения обсуждали вновь и вновь. Пришли к выводу, что такой и должна быть настоящая учеба.
На следующий день ожидали продолжения. Но танки из соседней части почему-то не прибыли, и учеба продолжалась своим чередом. С утра зарядка, пробежка, снова толпились вокруг единственного ружья и зубрили технические данные противотанковых ружей системы Дегтярева и Симонова.
В январе занимались метанием учебных противотанковых гранат. Рота получила несколько ручных и один станковый пулемет. Разбирали, собирали «дегтярева», старый «максим» времен Гражданской войны.
– Слушай, Андрюха, мы так ничему не научимся, – как-то откровенно высказался Федя Долгушин. – Долго нас держать здесь не будут, а мы еще ни разу из противотанковых ружей не стреляли.
В конце января началось какое-то шевеление. Пришли противотанковые ружья. Каждый взвод получил по пять ПТРД и одному самозарядному ружью Симонова. Почти сразу начались стрельбы. Нас учили целиться в смотровые щели немецких танков, гусеницы, пробивать броню бензобаков и другие уязвимые места.
Тогда же началось формирование отдельных рот численностью по 60–80 человек. Я попал в третью роту. Туда же были зачислены Федя Долгушин, Михаил Травкин, Гриша Тищенко, Родион Шмырёв. Мы держались одной компанией и были рады, что будем вместе. И настоящим подарком для нас было назначение командиром роты лейтенанта Зайцева, который получил третий кубик на петлицы – стал старшим лейтенантом.
Нам надоела шагистика, замкнутое пространство учебного полка, откуда нас крайне редко выпускали в увольнительные. Мы рвались драться с фашистами.
Но формирование длилось почти месяц. На каждую роту полагалось 36 противотанковых ружей, а их не хватало. Если две первые роты ушли довольно быстро, то в нашей имелись всего десятка полтора ПТРД, два станковых и пять ручных пулеметов. Вскоре поступили еще штук восемь ружей. Посчитали, что этого пока достаточно.
В один из дней середины февраля нас отвезли на станцию, разместили в двух вагонах, и мы начали свой путь на фронт.
Заканчивая эту главу, я приведу оценку действий Красной Армии, которая была дана в шеститомнике истории Великой Отечественной войны, выпущенном в шестидесятых годах. Там говорилось следующее: «С начала войны по 31 декабря немцы, по явно заниженным германским данным, потеряли 830 900 человек убитыми и ранеными».
Наши военные историки, не стесняясь, утверждали, что ряд поражений немецко-фашистских войск вызвали растерянность в немецкой армии.
«Поражение немецких войск на советско-германском фронте свидетельствовало о возрастающей мощи Советского Союза и совершенствовании военного искусства Красной Армии».
Вот такие бодрые статьи в конце тяжелого 1941 года читали мы в газетах, пока наш вагон трясся по заснеженным просторам страны. Мы ехали на юго-запад и радовались, что не на север, где гораздо холоднее.
Мы были молоды, не верили в смерть и готовы были отдать жизнь за Родину. Примерами для нас были Зоя Космодемьянская, Виктор Талалихин, Николай Гастелло. Подавляющее большинство верило в мудрость Сталина и в нашу победу.
А я получил очередное письмо из дома. Мама сообщила, что из военкомата пришла бумага: мой отец, Василий Иванович Коробов, пропал без вести.
Глава 2
Первые бои
Мы попали в один из стрелковых полков Юго-Западного фронта, который держал оборону примерно в ста километрах юго-восточнее Харькова. На нашем участке шли бои так называемого местного значения. Но соседство второго по величине города на Украине, крупного промышленного центра, создавало вокруг напряженную обстановку.
Захваченный немцами 24 октября 1941 года Харьков находился недалеко от линии фронта, и в планах командования Красной Армии наверняка присутствовало стремление снова отбить его.
В резервном полку нашу роту буквально за пару дней экипировали до полной штатной численности. Добавили сколько-то противотанковых ружей, винтовок. Некоторые командиры отделений получили автоматы. Для перевозки ротного имущества выделили две повозки с лошадьми.
И чему мы были рады – заменили ботинки с обмотками на валенки. Морозы, особенно по ночам, стояли сильные, некоторые ребята успели отморозить пальцы на ногах. Последний участок пути добирались пешком в два перехода. Начали марш вечером и топали без передышки до рассвета. Думаю, прошагали километров сорок, и дались они нам очень непросто.
Несмотря на имевшиеся повозки, куда сложили кое-какое имущество и часть боеприпасов, загружены мы были как верблюды. Например, мы с помощником, Гришей Тищенко, кроме громоздкого ружья и полусотни увесистых патронов к нему, несли винтовки (тоже с боезапасом), по две противотанковые гранаты, противогазы и всякую мелочь в вещмешках, которой тоже набиралось достаточно.
Особенно трудно было приспособиться нести противотанковое ружье. Шагать надо было ровно, в такт, иначе оно начинало болтаться, елозить на плечах, сбивался шаг. Пробовали тащить ружье по очереди, но быстро набили синяки на плечах – вес семнадцать килограммов. Лучше уж вдвоем.
Дорога была скользкой. К концу пути все чаще спотыкались, падали. Когда нас обгоняли грузовики или санные обозы, шли по сыпучему, взбитому, как мука, снегу. Привыкнув к зимней лесной работе, портянки я наматывал плотно, зато ствол ружья натер плечо. Некоторые сильно растерли ноги и ковыляли кое-как. Без конца спрашивали:
– Скоро привал?
– Шагайте, – отвечали взводные.
Спасибо Зайцеву, давал возможность отдохнуть и перемотать портянки, хотя его подгонял представитель дивизии. Ему-то легко было шагать: полевая сумка да кобура с пистолетом.
На рассвете нас разместили в полусгоревшем коровнике без крыши и ворот, стоявшем на окраине села.
Там имелось немного соломы, и мы провалились в сон. Проснулись от холода. Доели сухой паек, «старички» взялись было кипятить чай, но прибежал комендантский патруль и приказал срочно погасить костры. Кое-кто из наших принялся было спорить, другие молча закидали огонь снегом.
