– Из веси здешней, что ли, вывернул? – удивился ведун. – Раньше на дороге вроде никого не было. Или догнал кого?
Еще час пути, и на ровном участке тракта он различил впереди, чуть не в версте, трое саней и одного верхового путника. Олег перешел на рысь, но нагнал попутчиков только через полчаса, когда те уже свернули в низине на поляну между двумя плакучими ивами, склонившимися над снежным полем.
«Ивы – значит, не поляна, а озерцо, – промелькнуло у ведуна в голове. – Летом здесь, верно, хороший водопой».
Он выбрал поводья, заставляя скакуна замедлить шаг. Всадник, не успевший спешиться, повернул навстречу.
– Доброго тебе вечера, мил человек! – чуть склонил он голову. – Из каких краев будешь? Куда путь свой направил?
Налатник вместо тулупа, широкий пояс с двумя ножнами, высокие луки седла, добротные железные стремена, сапоги из бычьей кожи, щит на крупе коня – все выдавало в незнакомце воина, а не обычного купца или смерда.
– И тебе здоровья желаю, боярин, – приложил руку к груди ведун. – Из земель я, считай, новгородских. Туда, вестимо, ноне и поеду, друга старинного проведать. Нарекли меня родители Олегом, иные люди ведуном кличут. Так можешь меня и величать, не обижусь.
– Я боярин Годислав, – поклонился в ответ воин. – У князя Воладимира службу нес, ноне домой возвертаюсь, в поместье отчее. Тебя, грешен, за варяга принял. Вижу, вроде как и при оружии, да без холопа и добром не богат. Они ведь, знамо дело, голытьба нурманская, нанимаются ко всем и каждому, кто серебром платить готов, а нет хозяина – так и на дорогах пошалить горазды.
– Добра при мне и правда немного, – признал Середин. – Зато верховому любой путь вдвое быстрее под копыта ложится.
– Да и по речи ты не нурман, – сделал вывод Годислав. – Время к закату, становись на ночлег со мной рядом, ведун Олег. Вместе веселее. Будет с кем словом у огня перемолвиться, корец хмельной осушить.
– Спасибо на добром слове, не откажусь, – кивнул Середин и первым спрыгнул с коня. – В каких же краях твое поместье, боярин? Куда путь держишь?
– Русский я. Туда и еду.
– Так и я русский, – усмехнулся ведун. – Но еду, скорее всего, в другое место.
– Нет, ты не понял, – спешился воин. – Все мы, внуки Сварога, русские, все мы от единого корня выросли. Однако же я из исконных, изначальных земель выходец. На русской земле родился, русским по месту рождения зовусь, русскому князю в верности поклялся и подворье мое там же, в Русе
[1]
стоит.
– Ах, вот оно что! – хлопнул себя по лбу Середин. – Я в скитаниях своих и запамятовал совсем, откуда имя народа русского зародилось, где первый русский город поставлен был. Ну конечно же! Однако, выходит, мы и вовсе попутчики. До Новгорода от Русы всего дней пять пути будет.
– По зимнику через море за день домчаться можно, коли на отдохнувших лошадях, да токмо до Новагорода.
– Через Ильмень-озеро? – на всякий случай уточнил Олег, хотя и знал, что многие в этом мире Ильмень из-за его огромных размеров называли морем. Да и не только его – на точность географической терминологии в здешние времена внимания особо не обращали.
– Через оно самое, – согласился боярин. – Прорубь бить станем или снег растопим?
– На семь лошадей и трех человек топить намучимся. Легче уж прорубь.
Разбивать лагерь втроем было, разумеется, куда проще и быстрее. Пока Олег и боярин Годислав расседлывали и распрягали лошадей, холоп успел набрать хворосту, развести огонь. Затем Середин топориком прорубил во льду небольшую прорубь, набрал воды в кожаные ведра и медный котел, расставил возле огня. Когда она немного согрелась – напоил коней. Его попутчики за это время успели срубить и разделать толстую сухостоину, обеспечив запас дров до самого утра. Так, в три пары рук, меньше чем за час путники управились с насущными хлопотами и смогли улечься у костра на отдых. В медном котле боярина попыхивала ароматная ячневая каша, в которую Олег порезал хороший кусок ветчины, а Годислав добавил две горсти сушеного крупнозернистого мяса.
– Скажи, друже, а христианские храмы в Русе есть? – поинтересовался ведун.
– О-о, каких там только святилищ не выстроено, – отмахнулся боярин. – Все и не упомнишь. Вестимо, есть.
– Правда? – приподнялся на локте Олег. – Коли так, то и мне на русскую землю завернуть не мешает.
Свой второй вопрос ведун задал только утром, когда путники, свернув лагерь, двинулись по тракту дальше.
– Скажи, боярин, – поинтересовался он, – коли ты клятву верности русскому князю принес, как же тебя в ряды дружины Владимира занесло?
– А отчего мне под стягами киевскими в поход не сходить? – удивился Годислав. – Чай, киевские земли нам не чужды, тоже в состав Русы входят. Так и называются во всех грамотах: Русь Киевская. Оно, может статься, и окраина, но зато есть людям ратным где славу заслужить, супротив кого меч свой обнажить, отвагу показать и доблесть. Я ведь не супротив Русы ходил, а против ворогов русских по княжескому благословению. Наш князь завсегда согласие дает, коли бояре его за славой отъехать просятся. Сказывает, ему дружина парадная не нужна – та, что токмо на пирах сидеть умеет. Он таковых воинов иметь желает, кои опыта ратного понабрались, кои от стрел иноземных не бегали, кои рогатину о вражий щит преломили, кои меч свой кровушкой напоить успели. В Русе боярин, в походы не ходивший, не то что в сотники или тысячные, в десятники никогда не выслужится.
– И много походов при тебе князь Владимир организовал?
– На половцев ходили, на хазар трижды, пока и про имя их на Итиле вспоминать перестали, на булгар ходил, – гордо начал перечислять Годислав. – С печенегами бился. Нешто не слыхал?
– Я несколько лет тому с князем Муромским на торков ходил. Да и застрял в чужих землях надолго. Токмо вернулся.
– Так ведь сказывали, разгромил князь степняков?
– Я не в полон попал. – Олег догадался, о чем подумал боярин. – Мы с другом одним новгородским через освобожденные земли с товаром в новые места отправились, пока никто путь не проторил. Вернулись с хорошим прибытком. Только так вышло, Любовод, друг мой, на ладьях домой ушел, а я вот верхом возвертаюсь.
– Повезло... – загрустил Годислав. – У меня же добычи почитай и нет совсем. Вроде и походы все ладно сложились. И половцев от порогов прогнали, и хазар разгромили, и булгарам спину не показали – да токмо богатых селений не взяли ни единого, и лагерей своих вороги наши не бросали, с обозом бежали. Отвернулась от меня Макошь своей милостью, разбогатеть не смог. Серебром князь за храбрость отблагодарил – тому и рад. А ты как, изрядно в походе том разжился?
– Ну-у, – пожал плечами Олег, – кое-что урвал. Но от торговли прибыток получился веселее.
– Огорчать не хочешь? – покосился на спутника боярин.
– Чего там огорчать? Ты такой не один. Просто судьба у князя Владимира такая – дружину свою без добычи оставлять. Я ведь с ним тоже раз в походе оказался. В Таврию ходили. Он из того похода жену свою привез.
