Все, что вы перечислили — бредятина! Единственное, что вас действительно немного роднит со спецчастями, так это то, что вы действительно зачастую действуете малыми маневренными группами в отрыве от основных сил.
Мы с умным видом важно кивнули. И тут он продолжил:
— Но лучше бы вы сидели по домам! — и, не дав нам и рта раскрыть, добавил: — Одной вашей мобильности достаточно, чтобы заранее на всех крест поставить!
— А чем наша мобильность плоха?
— Тем, что вы тащите своих убитых и раненых.
— Ну, так не бросать же?!
— Не бросать… Но быть готовым — и добить и оставить…
И тон у Славика при этом был таков, что мы поняли — спор окончен.
Примерно тогда Славик показал нам и основные приемы владения холодным оружием. Пользовался он только ножом, причем самым обыкновенным — каким-то укороченным вариантом обоюдоострого штык-ножа от АКМа, так — сантиметров под тридцать вместе с рукоятью. Все то же самое — очень простые, предельно эффективные и внешне неказистые действия, выполняемые с удивительной скоростью и точностью. Они вызывали у нас те же чувства, что и Славиковы удары по столбу — мама!
Он, конечно же, был настоящим мастером своего дела. Все, что он делал, отражало суть его слов: «Простота и эффективность». Стиля, как такового, у него не существовало. Он наверняка никогда не был ни боксером, ни борцом или самбистом, ни уж, тем более, каратистом. Во всяком случае, превалирующей базовой техники в его действиях не просматривалось. Ногами он бил страшно, но не выше паха. Руками, вообще непонятно — в боксе нет таких ударов. Из борцовской техники помню только удушающие и скручивающие на позвонки и пальцы рук.
Кроме всего прочего он был весьма невысокого мнения о ценности спортивных видов единоборств в прикладном применении. Особо жестоко насмехался над каратистами, явно — не уважал. Из всех олимпийских видов спорта отмечал, как ни странно… фехтование.
Очень хорошо его отношение к спортивной или армейской «классике» иллюстрирует пример, как он доводил некоторые приемы.
Есть в армейском рукопашном бое такое техническое действие, как «Снятие часового». По «науке» выполняется следующим образом. Выходишь на противника сзади, резко толкаешь, вкладывая энергию всего корпуса, плечом в поясницу, одновременно поддергивая руками ноги за щиколотки. Пока противник падает, а ты держишь его за растопыренные ноги, бьешь «пыром» в пах. Потом падаешь ему коленями на почки и одновременно толчком, обеими руками всаживаешь лицом в землю. Лишь после всего этого захватываешь локтевым сгибом за шею и, обхватив туловище сцепленными в замок ногами, перевернувшись на спину, начинаешь душить.
У Славика аналогичный прием выглядел на порядок проще и действенней общее только в подходе сзади. Подошел, резко, толчком наступив ногой под коленный сустав, посадил противника вниз, зацепил сцепленным воротом из двух рук за шею и придушил одним, взаимосвязанным движением. Настолько быстро, просто и… опасно, что даже никогда и не отрабатывали друг на дружке само удушение. Так он и это убийственное действие умудрился «улучшить». Как-то показал все это, только вместо «опорной» руки использовал палку, а вместо удушения, используя винтообразное ускоряющееся движение корпуса, аналогичное известному приему борьбы «рывок за руку», — перелом шейных позвонков.
Вспомнил еще интересную особенность. Славик в своей ножевой технике применял исключительно «прямой» хват и никогда не использовал такой модный в кинобоевиках «обратный», когда гарда лезвия упирается в мизинец. И еще нюанс — при удержании ножа в руке, его указательный палец всегда ложился поверх кольца, выполняющего в штык ноже роль гарды — как за спусковой крючок пистолета держал, прямо. Я до сих пор, рассматривая чужие коллекции, обращаю внимание, — заточено ли основание клинка или нет. До сих пор интересно, как бы Славик с таким аппаратом управлялся бы?
Да и без этих мудреных дел превосходство Славика над нами было тотальным. Причем, не только в рукопашном бою, а и во всех остальных вопросах, часто далеких от армии. О любом предмете Славик имел свое собственное, хорошо обдуманное суждение.
Один раз зашел традиционный разговор о всеобщем армейском бардаке. Послушав нас, Славик неожиданно сказал:
— Если бы в приказном порядке вооруженные силы в полном составе перешли на немецкий язык, то через три-четыре года был бы у нас полный Ordnung (нем. порядок).
Сказал он это как бы самому себе, но мы с Зубом тогда почувствовали в его словах какую-то, возможно, запредельную правду и, как по команде, заткнулись.
В следующий раз разговор зашел о вечной, можно сказать, теме: «война и мирные жители». Славик опять немного послушал нас и вдруг высказал свое мнение о мирных жителях: «Поддерживаешь — виновен!»
А через минуту подвел итог нашей беседе:
— Спецназ — вне морали!
Честно говоря, я далек от мысли, что в «ленинке», или где там еще Славика натаскивали заниматься подобными внушениями. Скорее всего, это были опять-таки его собственные и, возможно, проверенные на практике идеи.
А в середине октября у Славика вдруг случился залет. Очень странный и непонятный случай.
Около двенадцати ночи, засунув в задний карман своих неизменных штанишек пистолет Макарова, Славик пешком отправился в «столицу». Его спросонья попытался остановить дневальный по КПП. Пока ошарашенный солдатик собирал разбросанные части несколько секунд тому, походя у него отобранного и на ходу разобранного автомата, Славик, послав подальше боевое охранение, двинулся по дороге в город.
От Файзабада до полка было восемь километров уезженной грунтовки, на которой и днем-то бывали засады духов, не говоря уж о ночи. Было на том пути и несколько многострадальных афганских постов, четыре кажется, охранявших исключительно самих себя.
Естественно, что Славика ни на одном из них не остановили, и он благополучно добрался до окраин. Но уже в городской черте, перед группой зданий, занимаемых советскими военспецами и местной «элитой» (а именно туда, по всей видимости, он и направлялся), стояла мощная точка ХАДа, и там его якобы задержали. Что было дальше, я не знаю, но утром с почетным эскортом двадцати с лишним автоматчиков афганской ГБ Славика на открытом грузовике доставили в часть и сдали на гауптвахту.
Неизвестно, что после такой выходки случилось бы, например, с моим ротным — мог бы месяц на губе просидеть, а мог бы и под трибунал попасть или, еще куда лучше угодить. А вот что случилось со Славиком, известно: не забыв перед сном часок размяться на площадке, он уже в двенадцать часов дня мирно посапывал у себя в комнате.
На следующее утро, не зная, как подступиться к Славику с расспросами, я очень «тонко» пошутил:
— А что это за мода такая пошла — с ПМом на дело ходить? Зашли бы к нам, мы бы чем-либо и посерьезней снабдили бы.
Славик помолчал, а потом, хищно улыбнувшись, спросил:
— А чем тебе мой ПМ не нравится?
