— Пока нет, товарищ подполковник.
— Все четверо — ко мне… Бегом!
Широко расставив ноги, подполковник Смирнов, покачиваясь взад-вперед, стоял перед замученной, парализованной страхом четверкой и, явно наслаждаясь производимым на них впечатлением, медленно и нарочито спокойно перечислял:
— Так, красавцы… Издевательство над пленным — раз, сокрытие оперативной информации в боевых условиях — два, зверское убийство мирного — оружия нет?… Нет! — мирного жителя — три… Не до х… ли? А? Пономарев?! Чего молчишь, сученка?
— Он сам сорвался, товарищ подполковник, — промямлил взводный.
— Ты мне брось, лейтенант, по ушам ездить. Я уже лет двадцать как кулак разрабатывать бросил! Понял!!! Ты кого нае… хочешь?! Мне что — сраку тобой подтереть, а? В общем, так… Ищи!!! Хорошо ищи! Как хочешь! Не найдешь… Ну, ты знаешь. Кру-гом! Свободны!!!
* * *
В течение пяти минут с трудом сдерживающий тихую, но страшную ярость командир четвертой роты и поникший, ни на что уже не надеющийся лейтенант, несколько раз указав на лежавший неподалеку труп, держали выразительную речь перед потерявшими всяческие иллюзии жителями потрясенного кишлака. Под занавес из толпы под дикий вой женщин, и гулкие удары прикладами выволокли полтора десятка мужиков попредставительнее и поставили в ряд у стены противоположного дома. Кто-то из молодых сбегал в дом и чуть ли не за бороду, притащили муллу — в ту же шеренгу. В пяти метрах напротив установили наземь три пулемета Калашникова…
Это был сильный аргумент. Через полтора-два часа окончательно загнанная четверка приволокла складываемые в отдельную кучу последние стволы.
Получилось весьма неплохо. С пяток «буров», китайский ручной пулемет калибра 7,62 мм, два АКМ — также китайского производства и двенадцать «выстрелов» к противотанковому гранатомету. Правда, самого гранатомета не было, но сия деталь уже не столь важна — два дня тому назад шестая МСР захватила в другом селении три или четыре РПГ, но без БК. Как раз — полный комплект.
Офицеры роты и штаба искоса поглядывали на комполка — кажется, пронесло. Когда все было окончено, он опять построил добытчиков перед собой. Выразив всем благодарность, подполковник, потрепав Пономарева по плечу, даже вроде как перед ним извинился:
— Ты уж прости меня, лейтенант. Сам понимаешь — война есть война! (К слову, в армии офицер, делающий просто замечание военнослужащему в присутствии его подчиненных, не только изменяет неписаному закону офицерского братства, но и впрямую нарушает конкретную статью воинского Устава, и подобные случаи крайне редки даже по отношению к сержантскому составу).
И когда уже казалось, что все окончилось благополучно, Смирнов сделал последний мастерский ход.
Наметанным глазом выхватив из группы Сашу, он похлопал его по щеке и спросил:
— Ну что, солдат, смотрю ты первый раз в боях?
— Так точно, товарищ подполковник!
— Ну и как он, Пономарев?
— Толковый боец, товарищ подполковник…
— Молодец! Как фамилия, воин? — У Саши даже в голове зашумело. — Рядовой Зинченко, товарищ подполковник!
— Запомню, запомню… А по имени как, рядовой Зинченко?
— Александр, товарищ подполковник!
— Ну ладно, Саня, коль уж все так обошлось, ты скажи своему командиру: вы этого выродка, — полкач мотнул головой в сторону трупа, — на р-раз вырубили?
— На раз, товарищ подполковник! — чуть не вскрикнув, радостно ответил Саша. В ту минуту он прямо-таки обожал этого подтянутого, прекрасно и по-своему элегантно экипированного, всесильного и сурового, но справедливого офицера. Эталонный командир… О! Как он потом себя проклинал…
— Ну вот! — весело улыбнувшись, сказал Смирнов. — А Пономарев говорит, что сорвался. — От благодушия на его лице и намека не осталось, перед солдатами вновь стоял холодный и жесткий, всем до энуреза привычный подполковник Смирнов. — Да?.. Пономарев?! — и, многообещающе подмигнув лейтенанту, направился к своей КШМке. На полдороге остановился и, выполнив то ли удар милосердия, то ли контрольный выстрел, обратился к командиру четвертой мотострелковой:
— Рядовой, как его… Зинченко, кто по специальности?
— Механик-водитель, — скривившись, словно от оскомины, нехотя ответил ротный.
— А почему с пулеметом бегает?
— Штаты, товарищ подполковник.
— «Штаты!»… — перекривил офицера комполка и, повернувшись к начальнику штаба, приказал:
— Рядового Зинченко перевести в роту связи! — Усмехнувшись, добавил: — На мою
машину!
— Товарищ подполковник! — развел руками старлей. — И так некомплект! Куда еще!
— Ну, не хватает людей — нарожай!
Прихватив в качестве охраны первый взвод, полкач укатил на своей КШМке восвояси.
* * *
Вполне возможно, приказ Смирнова так бы и остался пустым звуком, но НШ, многоопытный, пожилой и добрый мужик, прекрасно понимал, в какое положение поставил рядового Зинченко комполка. Посему он без всяких церемоний, усадив Сашу в штабной БТР, сказал ротному:
— В полк вернемся — с переводом не затягивай, — И, лукаво улыбнувшись, добавил: — У нас сейчас как раз ни одного пулеметчика — одни майоры с пукалками! Черт знает что…
Пока солдатня заканчивала шмон и укладывала в машину найденное оружие, к покойничку — а местные уже успели подвязать платочком челюсть, стянуть меж собой большие пальцы рук и ног и усадить над почившим какого-то жалкого, отгонявшего веткой мух дедка — подошел начальник особого отдела части. Профессионально ощупав у трупа основание черепа и шейные позвонки, он ухмыльнулся, покачал головой и небрежно задрал ему рубаху на грудь. Чуть ниже солнечного сплетения уже начал синеть огромный лилово-бордовый кровоподтек.
Еще в течение часа, чуть ли не разрушив все стены и сараи, четвертая мотострелковая потрошила усадьбу убитого, но так ничего там и не нашла.
Глава 13
Вечером, после «прогулки» в Хоксари, впервые по отношению к Саше прозвучало страшное, убивающее наповал слово — «стукачек».
Каждый понимал, что стать или даже прослыть осведомителем означает незамедлительную и позорную моральную смерть; и, тем не менее, стукачи были. И более того — их было много, так много, что в каждом подразделении их насчитывалось по несколько штук. Всякий обладающий властью офицер или даже прапорщик вербовал, и небезуспешно, собственную «агентурную сеть». Стукачами, или как еще их тогда именовали — «заложниками» (от слова — заложить) — становились по разному. Тут весьма показательно, как сделали осведомителями Тортиллу и Пивоварова.
Тортилла пришел в подразделение из иолотанского карантина. В первые же часы службы его приметил видящий людей насквозь гвардии старший прапорщик Старчук. Через пару дней он вызвал Тортиллу к себе в каптерку и порасспросил про жизнь. Угостив молодого солдата чаем и пожалев сиротинушку, а тот и правда был сирота — дед с бабкой воспитали, он в два счета расположил к себе не отягощенного интеллектом, но по-крестьянски расчетливого и хитроватого парня.
