Как бы не уводил себя с философского лада Шарагин, все возвращался обратно в раздумья. Перевернулся на другой бок, и стал разглядывать броню БМП, облазившую зеленую краску, прилипшую, высохшую грязь, толстый слой пыли, такой же в точности, как и у него в легких.
Люди советские в Афгане давились пылью, захлебывались, и отхаркивали ее из себя вместе с вязкой, нездоровой, как гнойной, желтой слюной.
Неожиданно для себя он подумал, что упоенье войной, романтика сражений начинают накапливаться в людях с детства, когда обрушиваются на ребенка кипы книг о войне, мозги едва успевают переваривать героические фильмы, где солдат – непременно победитель, где убивать врага – здорово.
…носятся с ясельного возраста по улице карапузы с
деревянными автоматами: пах-пах, ты убит!.. нам никто,
никогда не рассказывал, что такое настоящая война, ни в
одной книжке никто не написал, что война по природе своей –
вещь наигнуснейшая… Великую Отечественную войну
идеализировали, создали из нее фетиш… да, мы победили,
но чего нам это стоило!.. я от деда многое узнал… но об этом
ни в книгах, ни в газетах никогда не напишут!.. и выходит, что
жертва в десятки миллионов жизней обоснована, и вместо
того, чтобы осуждать того, кто допустил такие чудовищные
жертвы, осуждать людей, которым было наплевать, тридцать
или сорок миллионов будет потеряно ради победы, мы
занимаемся популяризацией подвигов, готовим следующее
поколение к самопожертвованию… мое поколение хорошо
подготовили, поэтому мы и здесь, поэтому наш советский
солдат и показывает в Афгане чудеса героизма…
Пропитавшись надуманными, сладкими, поверхностными и неправдивыми образами войны, мальчишки с деревянными игрушечными автоматами начинают рваться в бой, мечтают попасть на войну, все равно на какую.
…и, к сожалению, большинство из них так и не расстаются с
этими детскими иллюзиями, взрослея… стоп! отставить!
тогда выходит, что мы не умеем жить без надрыва, без
проявлений героизма, нам всегда нужен враг, которого
непременно надо уничтожить… получается, что все мы, вся
страна, только и ждала очередную войну, вроде Афгана?..
Стоило солнцу приспуститься с зенита, как солдатня, затихшая было на какое-то время, ожила, продирая сонные глаза, зевая, выползла из нор, а вместе с ожившей солдатней вновь зарождались подколы, смех, ругань, окрики.
Накануне, при выдвижении роты к будущим позициям, бойцы схулиганили малость, добыли дополнительный паек, и весь первый день, пока окапывались и прятались от «афганца «, скрывали от командира.
На узкой горной дороге, боевые машины пехоты врезались в стадо коз. Пастухи, один взрослый, подозрительным еще показался Шарагину, крепкий,
…точно «душара»… в тылу у нас останется, гад…
а второй – мальчонка, гнали животных навстречу. Афганцы перепугались, что подавят шурави коз, засуетились, забегали. Шарагин остановил бээмпэшки. И вот в этот самый момент шустрый и наглый оператор-наводчик на головной бронемашине, ефрейтор Прохоров, открыл сзади десантный люк и схватил козленка.
Шарагин в тот момент ничего и не заметил, только обернулся, услышав как стукнул, закрываясь, тяжелый люк, и подивился, что одна коза подбежала и начала бить рогами по броне.
…глупое животное… чем ей наша бээмпэ не понравилась?..
Просидел козленок в машине, грызя втихаря мешок с картошкой. Наполовину слопал, чуть было к тротиловым шашкам, которые держали для рытья окопов, не подобрался. За пожиранием дефицитной картошки и застукали козленочка Прохоров с Панасюком, выволокли, матеря, из БМП под восторженные вопли бойцов.
Жалкое, напуганное животное шарахалось в кольце ног и отбрасываемых людьми теней, пока здоровяк Титов не повалил его наземь, подмял и не прирезал штык-ножом.
На всех, естественно, свежего мяса не хватило. Молодым пришлось довольствоваться перловой кашей, но и ее уплетали вечно голодные чижары резво, с чавканьем и отрыжкой, шустро уминали, вылизывая и ложки, и котелки, торопились набить пузо харчами, пока кто-нибудь из старших товарищей не сдернет с места.
С почтительного расстояния наблюдали они, как смакуют старослужащие козлятину, обсасывают каждую косточку, картошечкой печеной закусывают: ворошат ее палкой в золе, выкатывают горяченькую, сдирают обгоревшую кожицу, а белую начинку в рот, и опять жадно мясо лопают.
– Сейчас бы, это самое, портвешка, а Панас? – облизнул жирные пальцы ефрейтор Прохоров.
– Не трави душу! Вот в Союзе от вольного погудим! И портвешок и водяры накатим!
– Ой, бля, оттянемся, на фиг!
– Вернемся в полк, и.издец, больше с койки не встану. До самого дембеля пальцем не пошевелю! – Панасюк откусил кусочек картошки. – Если б не эти боевые, сейчас бы к отправке в Союз готовились…
Притихли, дожевывая засохшие галеты, молодые бойцы, прислушиваясь к дедовским фантазиям, завидуя.
– Эй, Чирий, чего хлопаешь.блом у костра, почему чая не вижу, сыняра?! – закричал Прохоров. – Эх, салабоны! Вам тут еще до демобы дрочить и дрочить, – заржал он, – а дедушки Советской Армии через месячишко такое вытворять будут! Ну, бабье, берегись! У нас, я тебе, это самое, уже рассказывал, прикинь, целое общежитие женское под боком, каждый вечер – новая лялька, – лепил он с ходу и сам верил в собственные выдумки. – Помню, это самое, слышь, Панас, помню, на танцы придешь, ляльку какую-нибудь снимешь, а по дороге до общаги, ясное дело, это самое, бля, в кустах ее где-нибудь зажмешь, проводишь, бля, а из окна другая машет, давай, бля, лезь ко мне ночевать. Прикинь, какая, бля, на фиг, житуха была!
– Горазд ты.издеть, Прохор! – не выдержал Титов. – Все полтора года, что тебя знаю, мозги этими общежитиями канифолишь, а сам, бля, поди, бля, до армии и за сиську не держался, бля.
– Сам ты, бля, не держался! – завелся с пол-оборота Прохор, впрочем, соображая, что сейчас припрут его к стенке за явное и наглое вранье.
– С таким свистком, как у тебя, на бабу, если и залезешь, так все равно ничего она не почувствует. Как карандаш, бля, в стакане! – добил озабоченного приятеля Титов.
– Ты откуда знаешь?! – насупился Прохор.
– Велика военная тайна! В бане что ль не мылись?!
– Чирий, бля! Мать твою…! – заорал ефрейтор Прохоров на сидящего недалеко солдата. – Мы сколько, бля, будем чай ждать! Готов? Так неси, бля, сюда, пока я, бля, не встал! Считаю до трех… Раз, бля… Два, бля…
