Представительный брюнет интеллигентного вида, Гукасов, по-видимому татарин из Баку, предложил назвать полтора десятка собравшихся «финансовой комиссией» и избрать председателем очкастого мудреца Фрешкопа. С этим согласились все. Фрешкоп поднялся и, почти не заглядывая в бумаги, обрисовал обстановку в сформулировал план действий:
— За время с 1914 года до марта 1917-го правительством Российской империи было выпущено 8,3 миллиарда бумажных денег. Временное правительство с марта по октябрь 1917-го напечатало еще свыше 9,5 миллиарда государственных денег.
— Керенки, — сказал кто-то.
— Да, керенки, — согласился Фрешкоп. — На плохой бумаге, без подписей банка. Особенно плохое впечатление производят купюры достоинством в двадцать я сорок рублей. Наряду с естественным падением курса русского рубля в связи с войной и разрушением экономических связей на обесценение рубля в большой степени повлиял выброс лишних бумажных денег. Сейчас императорский рубль стоит примерно четверть своей довоенной цены, и падение продолжается. Керенки падают еще быстрее, но большевики несколько замедливают их падение, используя на рынке и во внутренних расчетах. Мы не знаем, сколько денег на Кавказе, и не будем организовывать ввоз сюда бумажных денег из России, хотя и могли бы его сделать.
— Правильно, — поддержал Гук асов. — И с керенками, и с николаевками завязнешь.
— Да и операция по перевозке сложна и опасна, — заметил молодой Лоов.
— Обстановка на фронтах меняется ежемесячно и даже еженедельно, — продолжал Фрешкоп, — поэтому наша валютная операция должна быть кратковременной — закончим ее до Нового года. Надо немедленно напечатать свои бумажные деньги, обеспеченные соответствующими ценностями — недвижимостью, золотом. Курс установим на уровне царского рубля, свои магазины наполним товаром, объявим, что принимаем на новые деньги. Госбанковское отделение объявит обмен на царские деньги и ценности. Обменный курс установим соответственно… Ну, вы понимаете, господа, чтобы меньше меняли, а больше покупали наши товары.
На банкнотах будут указаны наши фамилии, подписи банка и обеспечение денег нашим имуществом.
— Которое находится в Совдепии, — с ироничной улыбкой напомнил Гукасов.
— Временно, — спокойно ответил Фрешкоп.
— Как назовете деньги? — спросил Шкуро.
Возник небольшой спор, но все быстро согласились назвать новую «валюту» чеками. Для Шкуро главным вопросом был вопрос о его спецзапасе — сколько он получит за свое золото — однако высказался он осторожно:
— Я понимаю, господа, что наша задача — обеспечить войска деньгами, за которые можно купить продовольствие, оружие, патроны. Благодарю вас от имени своих казаков. Убежден, что вашу деятельность одобрит и Антон Иванович Деникин.
— Армии будет немедленно выделена соответствующее количество чеков, — сказал Фрешкоп. — Один из членов комиссии в ближайшие дни направится в Екатеринодар.
— Хорошо, если бы поехал Гукасов, — сказал Шкуро. — Его там знают. И еще надо решить вопрос о… наших внутренних расходах…
— Мы предварительно обсудили это, — успокаивающе сказал Фрешкоп. — Заслуги полковника Шкуро и его войск в борьбе с большевиками должны быть вознаграждены. Предлагаю выдать премию полковнику в размере двести тысяч золотых рублей, из них двадцать пять процентов английскими фунтами.
— Почему двадцать пять? — переспросил Лоов. — Давайте уж пятьдесят. Никто не возражал. Главные вопросы были решены. Полковник здесь же, за столом, получил деньги и запрятал их куда-то под черкеску с серьезным видом человека, убирающего деловые бумаги. Еще обсуждали создание каких-то мастерских, заводов, швален
[40]
прочих заведений, где люди работали бы за чеки. Говорили и о большой закупке патронов у одного из ставропольских красных начальников. Решили, что все снабжение дивизии Шкуро возьмет на себя Финансовая комиссия. Разошлись довольные и оживленно озабоченные: чеки надо печатать немедленно. Установленная сумма — семь миллионов рублей-чеков. Шкуро остался вдвоем с Лоовым.
— Спасибо, князь, — поблагодарил полковник. — Без тебя ничего бы мне не удалось.
Литвинник внес шампанское и фрукты, раздвинул занавеси на окнах, доложил, что приехал адъютант с депешей. Пришлось прочитать:
«Полковнику Шкуро. Кубанская Рада предложила главнокомандующему Деникину произвести вас в генералы, Деникин ответил, что вас надо отдать под суд за невыполнение приказа и самовольные действия. Филимонов».
— Лучше бы этого радио не было, — сказал Шкуро.
— Без радио сейчас нельзя, — возразил Лоов. — Фронт большой. И вам скоро хорошие вести пойдут.
— Для этого надо дать деньги в штаб. Как захваченные трофеи.
Им тоже приходится искать средства, чтобы кормить армию и платить офицерам, и еще надо дать деньги здешним старикам-казакам — скоро выборы в Раду.
VII
— Скажи-ка мне, подружка, ты от кого беременна? Лена молча смотрела на подругу. В глазах — ужас и ненависть. И вдруг начала задыхаться, закашлялась, зарыдала и бросилась на подругу с кулаками.
— Ты!.. Ты, старая б…! Как ты смеешь? Я тебя разорву!.. Всех твоих кобелей помню!.. Твой офицерик обрадуется, когда узнает!..
Маргарита отбивалась, пыталась успокоить подругу, но та продолжала выкрикивать оскорбления и норовила ударить, оцарапать и порвать платье.
— Леночка, — уговаривала ее Марго, хватая за руки, обнимая. — Успокойся. Я же просто спросила, как подруга. Сядь сюда. Здесь в шкафчике вино. Давай с тобой выпьем и помиримся.
Лена выпила почти полный стакан виноградного, поставила на стол, отдышалась, допила остаток и сказала:
— Я беременна от мужа, от Миши. Можешь посчитать. Сама, когда забеременеешь… Если у тебя, конечно, получится. Когда забеременеешь, то поймешь: женщина всегда знает, кто отец ребенка. И я знаю, что отец моего ребенка — мой муж. Если ты еще позволишь себе «казать или даже подумать… Смотри. Я передам твоему Гензелю список твоих любовников.
У Лены и голос изменился. Маргарита видела и слышала не юную подружку, почти ее воспитанницу, а женщину в возрасте, умеющую постоять за себя.
— Что ты, Леночка, я просто спросила. Давай помиримся…
На словах вроде бы и помирились и продолжали заниматься генеральским хозяйством, но говорить им было не о чем, — и через несколько дней Маргарита уехала в Ставрополь, а оттуда — в Екатеринодар.
Вскоре на стенах и заборах были расклеены объявления, подписанные полковником Шкуро, где сообщалось, что по соображениям стратегии его войска покидают Ессентуки, Кисловодск, Пятигорск и окрестные станицы. Всем желающим отступить вместе с войсками полковник обещал бесплатный транспорт. Призывал покинуть город всех бывших офицеров, а также людей науки и техники — все они будут размещены в станицах под охраной войск. Оплачивать их содержание обещает Финансовая комиссия.
