— Поздравляй меня, Коля! Читай! — и протянул телеграмму.
Она гласила:
«Баталпашинская, полковнику Шкуро Андрею Григорьевичу. Сим сообщаем, что казаки станицы Бекешевской избрали вас депутатом в Чрезвычайную Краевую Раду и приглашают вас на торжественную встречу…»
— Ездили, Андрей Григорьевич?
— Не до праздников. Телеграфировал им, что не могу бросить войска, ведущие бои за очистку всего нашего района. Да… Депутат. А вторым бекешевцы избрали войскового старшину Козлова. Добрый казак. Ну, садись, докладывай.
Слушал Шкуро внимательно, и на его лице появилось выражение озабоченности. Усы начал покручивать.
Рассказ Кузьменко заставил задуматься.
— Я депутат Рады, и никак мне теперь с Сорокиным не подружиться. Я и не думал. Так — возможное развитие событий. Но я предполагал и подобное развитие. И оно, Коля, в нашу пользу. Если Сорокин расстреляет свое правительство, ему там сразу концы. Поедет меня искать — не найдет. Врагов там у него много. Все ладом идет, Коля. Если он не с нами, значит, ему не жить. А без такого атамана, как Сорокин, краснюков легче будет бить. С Покровским осторожнее, если будет с тобой говорить, — он высоко метит. Моя комиссия мне еще двести тысяч золотом подарила. Сколько тебе нужно? Тыщу, две?
— Да я ж, Андрей Григорьич, не за деньги…
— Вот тебе тысяча ассигнациями — в Екатеринодаре золото на них получишь, это мешочек с золотыми рублями.
В этот вечер Шкуро долго не мог заснуть не от тяжких раздумий, а от радостных картин будущего. Еще немного помучаться в роли народного героя. Без большого пьянства, без девок… Хоть и уехала Татьяна, а здесь все на глазах. Рада, Филимонов, Деникин и — генерал Шкуро.
Его генеральский салон-вагон будет получше, поинтереснее, чем у Деникина. На стенах — картины с волками. Нет. Не картины, а эти… барельефы: волчьи морды с оскаленными пастями. И маски. Это сделает мастер. Есть такой мужик в Пашковской. В соседнем вагоне — румынский оркестр, как в Кишиневе. И цыганский хор неплохо бы. Набрать новых адъютантов. А этих… Пусть повоюют. Кузьменко слишком много знает. Одного адъютанта — только для женщин. Чтобы тайно приводил и уводил.
Станет генералом — все кубанские казаки будут под ним. Нет, дивизия не бригада, как Деникин хотел, а корпус, а то и армия. Ведь все кубанское казачество за народного героя Шкуро, а без казаков до Москвы не дойти. Все настоящие добровольцы, которых набрал Корнилов, перебиты, а эти мобилизованные, то и дело от красных бегут. Невинку не могут взять. Конечно, Врангель — кавалерист, но не казак. Он вельможа. В командующие будет целить. Да и кавалерист-то он питерский. Рассказывали, как на днях под станицей Урупской повел кавалерию в бой, а сам — на автомобиле. Красные конники неожиданно атаковали как раз его командный пункт. Все на лошадях в бегство, а его автомобиль заглох, шофер убежал, и барон пытался спастись бегом, говорят, кричал: «Солдатики, дайте мне лошадь…» Артиллерийские ездовые выручили барона.
Первая встреча с Врангелем произошла в 1916 году, в Румынии. Есаул Шкуро со своими казаками в дождливую холодную ночь подъехал к одинокому охотничьему домику. На порог вышел высокий статный военный и крикнул по-командирски:
— Это что еще за орда прибыла?
— А кто это говорит? — не растерялся есаул.
— Командир Первого Нерчинского полка Забайкальского казачьего войска, флигель-адъютант его величества, полковник барон Врангель.
Есаул назвал себя, и, несмотря на то, что врангелевские квартирьеры раньше заняли домик, барон потеснился и пустил казаков обогреться и отдохнуть. Этакая аристократическая любезность к простому народу.
Когда генерал Шкуро поведет кубанцев, все увидят, кто настоящий кавалерийский командир. Эти питерцы и верхом-то ездить не умеют. Облегченная рысь — лошадей мучают.
В планах Шкуро пока не находилось места Сорокину. Придумал на другой день в Баталпашинской, где устроили торжественную встречу генералу Покровскому. Полковник знал, как вести себя с такими, у которых на лице власть и угроза: потихонечку, с улыбочкой, с уваженьицем. Покровский принимал такое отношение, как должное. Молебен служили перед построенными войсками, генерал был главным лицом: и высокий, и стройный, и взгляд командирский. Да еще и летчик.
За торжественным обедом сидели рядом, и Покровский уже тоном начальника сказал:
— Пришла шифровка главнокомандующего: я — командир корпуса, ты — начальник Первой Кавказской дивизии. Будем брать Невинку.
Шифровка — вот, что надо, — решил Шкуро. После обеда, вновь оставшийся трезвым, он вызвал своего радиста и, предупредив об особой секретности, передал ему текст: «Романовскому. По данным разведки, в ближайшие дни красные атакуют Ставрополь, командующий Сорокин будет отстранен. Шкуро».
Шкуро догадывался, как надо действовать против Покровского; такие уверенные в своем обязательном успехе, всегда где-то переиграют, переборщат. Уже на следующее утро представился случай. Сам генерал уехал в Беломечетинскую, оставив Шкуро в Баталпашинской. Полковник занимал дом на площади перед собором. С утра площадь шумела. Пришлось, взяв с собой адъютантов Борукаева и Козлова, выйти разбираться. Напротив собора — пять виселиц, на них только что повешенные. Раскачиваются, крутятся. В стороне, под охраной офицеров, страдная очередь — человек пятнадцать в одном белье, дрожат от холода и страха смерти, выкрикивают что-то отчаянное. Станичный атаман, старый бородач в крестах, угрюмо наблюдал происходящее. Вот здесь и надо показать, что значит народный герой, справедливый герой.
— Прекратить казнь! — крикнул Шкуро. — Кто здесь руководит? Ко мне.
— Командир комендантской сотни при штабе генерала Покровского капитан Николаев, — доложил подошедший офицер. — Мне и есаулу Раздеришину генерал приказал отобрать в местной тюрьме явных комиссаров, большевиков и евреев и казнить на площади.
— Кубанские казаки без суда никого не казнят! — громко заявил полковник. — Всех — обратно в тюрьму, атаману назначить состав суда из самых уважаемых станичников. А с генералом я свяжусь.
Вскоре приехал Покровский и почему-то не вызвал полковника к себе, а пришел сам — тоже вел игру, искал друга-помощника. Пожурил дружески:
— Ты, брат, либерал, как я, слышал. Мало вешаешь. Я прислал своих людей помочь тебе в этом деле.
— Мои сами справятся, Виктор Леонидович. Но по приговору суда. — Шкуро тоже дружески улыбнулся и подмигнул.
Невинномысскую красные отдали почти без боя — лучшие боевые их части двинулись на Ставрополь, а здесь оставались тыловики необстрелянные, нестроевые. Многие сразу сдавались в плен, многие сами перебежали. Покровский, пользуясь случаем, решил продолжить воспитание начальника дивизии.
Следующим утром по его приглашению Шкуро прибыл на завтрак в занятый генералом большой каменный дом с огороженными стеной двором и садом. На столе — все, что надо, у стола молодые казаки с полотенцами в роли официантов. Выпили по большой рюмке» закусили рыбкой, и Покровский вдруг поднялся.
