Заработал второй мотор. Его пустил, починив перебитый маслопровод, четырнадцатилетний юнга Ваня Лялин. (…)
Как только катер тронулся в обратный путь, вражеский снаряд разбил левый мотор. Уходили на одном. А вскоре снарядом разворотило скулу. Сквозь пробоину хлынула вода. (…)
Избитый катер вышел из-под обстрела. Уже показались причалы Кабардинки. Но в это время командир, стоявший у штурвала, упал без сознания. Катер пошел бессмысленными кругами. К штурвалу встал юнга. Раненые не могли встать, а остальные члены экипажа не могли отойти от мотора и помпы. А фашисты снова открыли по катеру стрельбу из пулеметов».
Ни искаженных лиц, ни страшных ожогов, ни кровавых брызг, ни молитв и проклятий. Кажется, что моряки прибудут на свою базу, перевяжут себе раны, навернут тушенки, хлопнут водки, отоспятся и снова в бой. Не война, а сплошная романтика!
И лишь после книга Новикова-Прибоя и А. Маклина недостающие штрихи и эмоции сами проступают между строк.
Во многих книгах о войне есть упоминания о раненых, о госпиталях, о санитарах и медсестрах, об инвалидах. Только все это растворяется в общем объеме текста, задавлено описанием батальных сцен, оттеснено главной линией сюжета на задний план.
И только собранные вместе, подряд, эти описания могут дать более или менее внятное представление о том огромном и жутком аспекте войны, который называется боевыми ранениями, и который скрывается под непроницаемой маской «стойкого оловянного солдатика».
Глава третья
Враг моего врага — мой друг
Если бы наши солдаты понимали, из-за чего мы воюем, то нельзя было бы вести ни одной войны.
Фридрих II
Любая коалиция уже несет в себе тайный обман.
Г. Шарнгорст
У России есть лишь два верных союзника — ее армия и ее флот.
Александр III
Конечно, наличие союзников невольно внушает уверенность в правоте своего дела, вызывает чувство благодарности к тем, кто присоединился к твоей суровой ратной работе. Сознание того, что ты не одинок, воодушевляет и заряжает энергией.
Возможно, ужасы войны, многочисленные смерти и страшные увечья воспринимаются чуть-чуть легче, если их разделяют с тобой иноязычные солдаты, протянувшие руку дружбы и помощи. Хотя бы часть вражеских сил будет отвлечена на них и, следовательно, увеличивается твой шанс уцелеть и скорее наступит победа. Благодаря этому, в свою очередь, в солдатах растет готовность оказать союзникам поддержку, пожертвовать собой ради общего дела.
«Войной проверено, что нет ничего надежнее той дружбы, которая выражается не в декларациях, а в совместных боевых делах, складывается при выполнении ответственных и сложных заданий, связанных с риском для жизни».
Мы воспитаны в духе преданности союзническому долгу и нерушимости фронтового братства товарищей по оружию. Для нас это не требует каких-то особых доказательств. Мы надеемся на единодушие и в однозначность военных союзов, мы знакомы с массой примеров, волнующих любого нормального человека возвышенностью и искренностью чувств людей, одетых в военную форму.
Например, как это описывали наши военные корреспонденты, находящиеся среди британских войск накануне высадки в Нормандии в 1944 г.
«Автоколонны вливались в большие ворота одна за другой. Липа солдат были черны от пыли: видимо, колонны прошли большое расстояние. Молодой и очень общительный лейтенант Доул, с которым я познакомился в Винчестере, толкнул меня в бок, обращая внимание на «студебеккер», украшенный красным флагом с серпом и молотом. На борту виднелась крупная надпись: «Лонг лив гуд олд Джо!» (Восклицание в честь И.В. Сталина.)
— Ваши друзья, — сказал Излингворс, обращаясь ко мне.
— Тут все ваши друзья! — поправил его Доул, показывая широким жестом на огромный шумливый лагерь. — Флагов на машинах у других, правда, нет, но все они охотно подхватят эти слова.
Лейтенант ошибся относительно флагов. В тот же полдень, гуляя по лагерю, я обнаружил их еще на нескольких грузовиках. У одной машины копались водители, рядом стояли «пассажиры». Они выжидательно смотрели на подходившего к ним военного корреспондента и четко ответили на приветствие.
— Послушайте, парни, почему вы украсили свою машину этим флагом?
Солдаты смутились, стали переглядываться. Наконец один из них, смотря поверх моей офицерской фуражки, тихо, но твердо спросил:
— Имеете какие-нибудь возражения, сэр?
— Нет, конечно! Я просто хотел знать. Это же флаг моей страны.
— Провались я! — воскликнул солдат. — Не может быть! Вы русский?
Они окружили меня, пожимая руки и выражая наперебой свое восхищение борьбой Советской Армии. Это были, несомненно, искренние друзья».
Не скрою, читать подобное всегда очень приятно.
И обидно, что в отечественной истории уделяется так мало внимания отдельным эпизодам, в которых солдатам, ради верности союзническому долгу, приходилось расставаться с жизнью на чужбине, за непонятные им цели, за иностранные интересы.
«Кто может сосчитать в точности, сколько их легло в финские болота, в польскую глину, в немецкий песок? Сколько было «за благочестие кровию венчано» на полях Лифляндии, Ингрии, Польши, Германии… И сколько погибло там же от разных «язв» и «горячек», от всякого рода сверхчеловеческих трудов и нечеловеческих лишений?»
Как, например, это было в годы Первой мировой войны.
«В декабре 1915 года Россию посетила французская миссия сенатора Думера. Речь шла не больше и не меньше, как об отправке во Францию 300 000 русских солдат без офицеров и вне всякого организационного кадра — «20 000 тонн человеческого мяса». Они должны были, подобно марокканцам, сенегальцам или аннамитам, составить особые ударные роты французских пехотных полков под командой французских офицеров. Автором этого остроумного предложения был некий публицист Шерадам. При всей нашей уступчивости этот чудовищный проект был отвергнут. Но французы все-таки настояли на отправке на их фронт русских войск. Были созданы сводные «особые стрелковые полки» под командованием русских офицеров. В январе — феврале были сформированы 3 «особые бригады» и намечено формирование в течение 1916 года еще пяти таких бригад».
Именно во время Первой мировой войны родился миф о русских частях, высадившихся на севере Британии и походным маршем прошедших к Ла-Маншу, после чего переправившихся во Францию и ринувшихся в бой с «проклятыми бошами». Британские писатели и журналисты сталкивались с «очевидцами», которые видели, как шагали с бодрой незнакомой песней русские усачи-союзники.
Насколько же сильна была вера в помощь русского союзника, что она породила подобные мифы! Но русские части прибыли на Западный фронт не через Британские острова.
1-я Особая бригада генерал-майора Н.А.Лохвицкого, отправленная через Сибирь, Маньчжурию, Индийский океан и Суэцкий канал, высадилась в Марселе в первых числах мая.
