«Спасибо штандартенфюреру, — мысленно благодарил Обермейер фон Термица. — Надень я форму…»
Бледный, с дрожащими губами, умышленно сутулясь, шагал штурмбаннфюрер в Град. На улицах толкались, шумели, бежали возбужденные люди, слышались взволнованные возгласы, изредка были слышны выстрелы.
Повидать шефа Обермейеру не удалось. Он был у Франка. В его кабинете шли переговоры о создании нового «автономного правительства». Вернуться во дворец Печека Обермейер не решился. Он попытался созвониться со своим помощником, набрал номер телефона, но вызова не последовало.
— И не пытайтесь, — предупредил его офицер, дежуривший в приемной. — Эти бандиты успели захватить Центральный почтамт и телефонную станцию. Наши аппараты выключены.
— Как? Уже выключены? — изумился Обермейер.
— К сожалению, да.
Обермейер отправился на квартиру своего помощника. Открыв дверь, он услышал громкий голос репродуктора.
Чешский национальный совет приказывал повсеместно возводить баррикады, чтобы помешать проникновению в Прагу немецких танков и моторизованных частей.
— Почему не выключишь? — спросил Обермейер своего помощника.
— Надо быть в курсе событий.
— Черт знает что творится, — с возмущением сказал Обермейер, садясь в кресло перед письменным столом. — В голове у меня какой-то кавардак. Почему молчит Туссен? Где наши войска? Что ты думаешь по поводу всего этого, Фридрих?
Помощник безнадежно махнул рукой и, подойдя к репродуктору, убавил громкость.
— Чехи захватили все мосты через Влтаву, часть вокзалов. Бои идут повсюду: у Тройского моста, Гибернского вокзала; на вокзалах в Смихове и Дейвице, на Жижкове, Штванице, Виноградах, Зеленой Лисице. Из тюрьмы Панкрац выпустили заключенных.
Обермейер взялся за голову и застонал.
— Водка есть? — спросил он.
Помощник молча вышел из комнаты и возвратился с бутылкой шнапса, с двумя стаканами, ломтиками бекона и хлеба.
Обермейер залпом выпил стакан водки. Хмель быстро ударил в голову. Боль, страх, отчаяние, панические мысли — все притупилось в нем. Голос в репродукторе умолк. Но через несколько минут репродуктор снова ожил.
«Передаем ультиматум гитлеровским войскам… „Немецкая администрация перестала существовать. Большая часть ее представителей находится в плену у чешских вооруженных сил и Чешского национального совета. Немедленно прекратите бесцельное сопротивление и сдайтесь чешским вооруженным силам. С вами будут обращаться как с пленными, в соответствии с нормами международного права. В случае отказа будем считать вас бандитами, со всеми вытекающими отсюда последствиями…“».
— Какой позор! Какой позор! — стонал Обермейер. — Неужели капитуляция? Перед кем же? Перед этим сбродом? — он закрыл глаза. — До чего мы дошли! Чехи… Проклятые чехи, которых мы при желании могли уничтожить всех до одного… И эти чехи теперь требуют нашей капитуляции!..
Разрывы артиллерийских снарядов заставили Обермейера вздрогнуть. Над Прагой зарокотали бомбардировщики. Ухнули бомбы.
Обермейер и его помощник бросились во двор. В небе плыли пикирующие бомбовозы.
— Так их!.. Так! — хрипел опьяневший Обермейер. — Мы еще посмотрим, кто капитулирует. Сволочи! Камня на камне не оставим! К черту все… К черту…
2
Морганек с раннего утра мотался на своем автофургоне из одного конца Праги в другой. Его можно было увидеть и в Либне, и в Карлине, и в Бранике, и в Бубениче. Рядом с ним сидела Божена, а внутри фургона — Альфред Гофбауэр и трое партизан.
Группа «подбирала» предателей. В фургоне уже были заперты шесть арестованных. Морганек выполнял свой маршрут по списку, который передал ему Гофбауэр.
Когда ехали по Приколу, мотор вдруг чихнул несколько раз сряду, машина резко сбавила ход и остановилась. Морганек вылез из кабины.
— Что случилось? — тревожно спросила Божена.
Она не могла не понимать, как опасно сидеть в неподвижной машине посреди улицы сейчас, когда над городом повис сплошной гул пулеметных и автоматных очередей, винтовочных выстрелов, рвущихся ручных гранат.
Морганек сплюнул, почесал затылок и, прислонившись спиной к переднему крылу машины, стал насвистывать.
— Ты слышишь меня? — переспросила Божена, высовываясь из кабины. — Что случилось?
— Бензин кончился, — ответил Морганек и опять сплюнул. — Ты сиди, не вылезай из машины.
— Я тебе говорила, что домой надо ехать, — упрекнула Божена.
Правильно. Она предлагала, но он не согласился с ней, и его поддержал Гофбауэр. Привезти шесть или девять предателей — разница большая. Бог знает, что у них на уме, у этих недобранных трех подлецов, и что они еще могут выкинуть за этот день!
Морганек хотел объяснить все это Божене, но увидел легковой автомобиль с открытым тентом, несущийся по улице.
— Скажи, чтобы ребята вылезли с гранатами, только быстро! — крикнул он Божене.
Божена передала команду через оконце фургона.
Четыре человека преградили путь машине. Она резко затормозила.
— Кто вы? — спросил Морганек сидящих в ней.
Шофер и седок переглянулись.
— Нейн… Нихт… Нихт… — пробормотал седок.
— Не понимают, — заявил Гофбауэр и обратился к ним по-немецки: — Кто вы, куда едете? Предъявите ваши документы.
Один из немцев полез в карман, подал Гофбауэру бумажонку. В ней говорилось, что предьявитель гауптман Розенберг по поручению военного руководства Чешского национального совета следует в город Пльзень. На бумажке стояла подпись воинского начальника Праги генерала Кутлвашера.
— Обыскать! — распорядился Морганек. — Не знаем мы такого воинского начальника.
У задержанных изъяли три пистолета, автомат и пачку документов на разные фамилии, в том числе и на чешские.
Но больше всего обрадовали Морганека две канистры, до пробок наполненные бензином. Он тотчас же перелил бензин в пустой бак своего автофургона.
Пока все это совершалось, к машине сбежались чешские молодые парни с немецкими касками на головах, в зеленых немецких плащах, с трофейными винтовками в руках. На груди у каждого был прикреплен триколор.
Заявление немца Розенберга о том, что он еще вчера перешел на сторону Чешского национального совета, показалось крайне неубедительным.
Молодые парни из революционной гвардии предложили расстрелять немцев на месте, но Морганек не согласился.
— Этого мы захватим с собой, — он указал на Розенберга, — а вы гоните машину на Бартоломеевскую. Она пригодится товарищам из совета.
Пленного Розенберга втолкнули в фургон и двинулись дальше.
Вскоре остановились у двухэтажного очень старого дома с обвалившейся наружной штукатуркой. Сверили номер по списку. Правильно.
