Но майор Гаврилов и другие малочисленные группы бойцов к тому времени еще не сложили оружие. Бесстрашного майора взяли в плен в бессознательном состоянии только через месяц — 23 июля 1941 г. К этому времени его непосредственный начальник генерал Лазаренко уже готовился предстать перед судом.
Реализуя указания вождя об «оздоровлении фронта», Военная коллегия Верховного суда СССР рассмотрела дело командира 42-й стрелковой дивизии генерал-майора Лазаренко Иван Сидоровича 17 сентября 1941 года.
[259]
Он обвинялся по статьям 193-17б и 193-20б УК РСФСР и был приговорен к расстрелу. Согласно приговору, Лазаренко «проявил беспечность, не держал войска в состоянии боевой готовности, в силу чего военные действия застали штаб дивизии и весь личный состав дивизии врасплох и неподготовленными к отпору врага…, проявил растерянность и бездействие, оставил в Брестской крепости часть войск дивизии, вооружение, продовольственные и вещевые склады».
[260]
На самом деле это, как мы уже сказали, не соответствовало действительности. О том, что Лазаренко в первые дни войны вовсе не «проявил растерянности и бездействия», подтверждается несколькими источниками. Можно, например, просмотреть фронтовые дневники К.М. Симонова,
[261]
где Лазаренко упоминается как отважный генерал, с которым писателя свела судьба в июле сорок первого.
Между тем, следственные органы упорно искали виновников произошедшей в Бресте трагедии среди своих. Это просматривается по всем делам, находившимся в те дни в их производстве. Например, в ходе допроса генерала Павлова тот показал, что им «был дан приказ о выводе частей из Бреста в лагерь еще в начале июня текущего года, и было приказано к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста».
[262]
И далее: «Я этого приказа не проверял, а командующий 4-й армией Коробков не выполнил его, и в результате 22-я танковая дивизия, 6-я и 42-я стрелковые дивизии были застигнуты огнем противника при выходе из города, понесли большие потери и более, по сути дела, как соединения, не существовали».
Коробков же в судебном заседании категорически отрицал, что получил приказ командующего о выводе частей из Бреста. Он прямо заявил судьям: «Я лично такого приказа не видел». Представляется, что не Павлов, а Коробков сказал тогда правду.
Как бы там ни было, но Лазаренко уж точно никакого приказа о выводе подчиненных ему частей не получал. Лавина огня буквально смяла, раздавила вверенные ему части и подразделения. Но и в таких условиях, ни следствие, ни историки, исследовавшие этот вопрос, не нашли свидетельств того, что бойцы дивизии и ее командир панически бежали со своих позиций. Те, кто уцелел после первых массированных ударов, продолжали сражаться до конца, умирая с оружием в руках. Даже упомянутый нами генерал армии Павлов, чаще подчеркивавший на следствии недостатки своих подчиненных, о действиях комдива Лазаренко отозвался иначе. Приведем еще один фрагмент его показаний, из которых следует, что Лазаренко в первые дни войны проявил себя геройски:
«На брестском направлении против 6-й и 42-й дивизий обрушилось сразу 3 механизированных корпуса; что создало превосходство противника как численностью, так и качеством техники. Командующий 4-й армией Коробков, потеряв управление и, по-видимому, растерявшись, не смог в достаточной мере закрыть основного направления своими силами, хотя бы путем подтягивания на это направление 49-й дивизии. На 6-ю и 42-ю дивизии на этом же брестском направлении противником была брошена огромная масса бомбардировочной авиации. По докладу Коробкова, эта авиация со всей тщательностью обрабатывала расположение нашей пехоты, а пикирующие бомбардировщики противника выводили из строя орудие за орудием. Господство авиации противника в воздухе было полное……Остатки 42-й дивизии, правда очень слабые, … заняли оборону на левом берегу реки Березина. По взрыву мостов мною была поставлена задача командиру 42-й дивизии Лазаренко — в случае появления танков противника и угрозы захвата переправ, все мосты подорвать, что генералом Лазаренко было сделано при отходе наших частей…».
[263]
Разве из этих показаний командующего следует, что Лазаренко паниковал или проявлял растерянность?. Тем не менее, «разверстка» Мехлиса оказалась важнее реальных фактов. Генерала все же приговорили к расстрелу. Правда, приговор не привели в исполнение. Для того времени — это уникальный случай. Видимо, сомнения в обоснованности судебного решения появились уже тогда. Более определенно сказать не могу, поскольку следов архивно-следственного дела Лазаренко в военной коллегии обнаружить не удалось. Сохранилось лишь надзорное производство в Главной военной прокуратуре. Из справки, составленной военным прокурором Ежовым, видно, что 29 сентября 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР заменил Лазаренко высшую меру наказания 10-ю годами лагерей, в которых он провел более года. А 21 октября 1942 г. был досрочно освобожден из заключения, восстановлен в прежнем воинском звании и направлен на фронт.
В то время, учитывая острую нехватку опытных командиров, на основании постановлений Государственного Комитета Обороны и персональных решений Президиума Верховного Совета СССР в действующую армию возвратили многих узников Гулага — более 157 тысяч заключенных. Среди них — несколько генералов, включая Лазаренко.
[264]
Сначала его назначили командиром полка, а затем доверили 369-ю стрелковую дивизию 2-го Белорусского фронта. Ровно через год после освобождения, — 24 октября 1943 г., - судимость с генерала снял военный трибунал 50-й армии.
В Могилевской операции дивизия и ее командир проявили себя геройски. 23–25 июля 1944 года бойцы, руководимые генералом Лазаренко, прорвали сильно укрепленную оборону противника, форсировали реки Проня и Бася и с боями продвинулась на 25 километров, нанеся врагу большой урон. 26 июня 1944 года Иван Сидорович погиб в бою в районе деревни Холмы. Звание Героя Советского Союза ему присвоили уже посмертно. А вот реабилитировать Героя «поленились».
В упомянутой справке Главной военной прокуратуры, написанной Ежовым в 1980 г., говорится: «Изучением уголовного дела установлено, что Лазаренко был привлечен к уголовной ответственности необоснованно. Однако учитывая, что в последующем Президиумом Верховного Совета СССР он был помилован, восстановлен в правах и в воинском звании, от него и его родственников жалоб не поступало, а в 1944 г. он погиб, полагал бы настоящее уголовное дело в надзорном порядке не пересматривать и возвратить его для хранения в архив».
