У меня скопилось много материалов, которые необходимо было передать в политотдел дивизии. Обойдя все наши роты, разбросанные по полкам дивизии, я собрал несколько заявлений наших бойцов и командиров о вступлении в партию; кроме того, в результате моих бесед с каждым из них накопилось изрядное количество демографических данных, которые нужно было занести в анкеты, а бланки у меня закончились. Ко всему, я постоянно носил с собой партийные билеты погибших наших товарищей. Вот, в силу всех этих причин, мне и нужно было побывать в политотделе, хозяйство которого находилось в тылу в районе села Путилова.
Составив отчет за август месяц и список погибших коммунистов, уложил все документы в полевую сумку и отправился в тыл дивизии. Идти предстояло километров семь-восемь. Можно было сократить путь на два-три километра, если идти напрямую лесом, но идти — по нехоженому лесу одному — и тяжело, и опасно; уже были случаи, когда одиночки, даже в тылах, оказались хорошей находкой для вражеской разведки. Потому я предпочел путь по шоссе, здесь было круглосуточное движение и этот тракт все же охранялся.
Через два-три километра пути меня догнала двигавшаяся на большой скорости к передовой диковинная автоколонна. Это были новейшие машины марки ГАЗ, окрашенные в защитный цвет, но вместо кузова на них громоздилось нечто странное, нависавшее над кабиной и затянутое в брезентовые чехлы того же защитного цвета. На подножках каждой машины по сторонам кабины стояло по солдату в полной боевой и каске. Что за команда? Вроде бы пожарники. Но зачем их черт несет на передовую, что им там делать? Решили тушить огонь Второй мировой, с иронией подумал я, не находя ответа, а полыхает-то вот уж три года, едва ли одним наскоком потушишь. Остановившись на обочине, я разглядывал проносившиеся мимо машины. Но так как они все были похожи одна на другую, мой интерес скоро пропал.
Пробежав с километр, машины круто свернули и, проехав метров триста-четыреста лесом, остановились. Побуждаемый необузданным любопытством, я сорвался и побежал туда, где, сгрудившись, стояла эта чудная техника. Я не добежал метров двести, когда внезапно меня окликнули:
— Стой! Пропуск!
— Какой пропуск? — машинально выпалил я.
— Назад! Уходите отсюда, товарищ политрук, — сурово предупредил меня часовой. — Идите по своим делам, мы тут и без вас обойдемся.
Вот так пожарники, подумал я. Тут затевается что-то интересное. Любопытство мое все больше разгоралось. Однако оставаться на виду у часовых не положено и небезопасно, поэтому я разумно отступил в глубь леса, не прерывая наблюдения. Со своего НП я видел, как к машинам подъехало несколько легковых автомобилей, из них вышли наш комдив и группа штабных офицеров. После короткого совещания машины развернулись и, приняв определенный интервал между собой, выстроились длинным рядом вдоль крутого берега ручья.
Я ждал, что будет. Но ничего не происходило, а взглянув на часы, я тихо ахнул, время аж двенадцать сорок пять, а идти мне еще пять-шесть километров. Да и есть охота. Рассчитав, что, пока я дойду до тылов, там уже пообедают, а специально готовить никто не будет, я решил зайти пообедать в конный обоз нашего батальона и тогда уж двигаться дальше.
Конобоз наш располагался в этом лесном массиве, с полкилометра в сторону от шоссе. Здесь под густой кроной деревьев, образующих непроницаемый для солнца и немецкой авиации шатер, стояли на подставках длинные деревянные корыта, возле них в ряд были привязаны лошади. Сейчас корыта пустовали и лошади дремали.
Увидев начальника конного обоза, я направился к нему, и только мы протянули друг другу руки поздороваться, как раздался ужасающий грохот с каким-то металлическим скрежетом и чудовищным ревом. Такого ошеломляюще-страшного грохота никто из нас никогда не слыхал, и произвел он довольно яркое воздействие. Отдернув руку, я волчком юркнул под корень толстого дерева. Начальник молниеносно оказался под конским корытом. А сорок лошадей, как по команде, упали на передние ноги и плотно прижали головы к земле.
Всего несколько десятков секунд продолжался этот так перепугавший нас грохот, и так же внезапно, как началось, все стихло.
Не рискуя подняться, мы переглядывались друг с другом, как бы спрашивая: ну что, кончилось? Но так как грохот доносился с той стороны, где находились засекреченные машины, я сразу догадался, что именно они устроили нам такую каверзу, и, вскочив, стремглав помчался на полянку, поближе к шоссе, откуда рассчитывал посмотреть на эти загадочные машины, которые только что совершили нечто невероятное и страшное. Подобрав полы шинели, я летел, как безумный, прыгая через пни и кочки, а за мной с криком бежал начальник конобоза:
— Товарищ политрук! Куда же вы? Что с вами? Опомнитесь! Успокойтесь! Это все пройдет!
Но я ничего не слышал и продолжал бежать, пока не выскочил на ту полянку, откуда все было видно. И остановился как вкопанный. На месте, где совсем недавно стояли машины, теперь высоко в небо вздымались густые ядовитые клубы дыма, пыли, пара, может и газа, а вернее, всего вместе взятого. И все это клубилось и растекалось между деревьями.
Наверно, произошел несчастный случай, с тревогой подумал я, как видно, что-то не рассчитали и все машины взорвались и сгорели. От всего остался лишь ядовитый дым! Какая трагическая случайность! Сняв пилотку, я минутой молчания почтил память героически погибших в катастрофе испытателей новой техники — так я рассудил. Подбежавший начальник конобоза был сильно взволнован и почему-то пристально всматривался в меня. А я, повернувшись, вдруг увидел, как все те же загадочные машины — аккуратно зачехленные, с теми же солдатами в полной боевой и касках по сторонам кабин — одна за одной выезжают на шоссе и, развив бешеную скорость, скрываются из вида.
— Вот это дали концерт! Вот это сыграли! — в восхищении воскликнул я.
Занятый своими мыслями, я не замечал, что начальник конобоза, стоя возле меня, продолжал смотреть не на машины, о которых он еще ничего не знал, а на меня, пока я не обратил на это внимание. Убедившись в чем-то, он торжествующе выпрямился и с улыбкой произнес:
— Ну, вот и хорошо. Кажется, все прошло благополучно.
— Да, представьте себе! А мне показалось, что все эти машины взорвались и взлетели на воздух.
— Какие машины? — недоумевающе спросил начальник.
— Да вот эти, что недавно сыграли такую страшную музыку.
— Какую музыку? О чем вы говорите? — И он снова пытливо посмотрел на меня испуганными глазами. Не найдя во мне ничего ненормального, он все же участливо спросил: — А как вы себя чувствуете?
— Хорошо. А как вы себя чувствуете? — спросил я в свою очередь.
— Так меня что спрашивать?
— А меня что спрашивать? — с недоуменным раздражением спросил я.
Начальник неловко замялся, хотел что-то сказать, но, опередив его, я предложил:
— Знаете что, Семен Михайлович? Пойдемте-ка лучше обедать, а то я уже проголодался, да и время у меня в обрез.
