В начале августа мы ушли в Атлантику на широкомасштабные маневры. Международное напряжение усиливалось, и многие ожидали, что ко времени нашего возвращения начнется война. Маневры прошли успешно. Погода была прекрасная: ясные летние дни, едва заметное волнение моря, звездные ночи. По возможности мы слушали радио из дома. Это давало странно приятное чувство — слышать голос диктора, идущий за тысячи миль. Но новости были серьезными, пахло войной. Тренировки, которые мы начинали с таким энтузиазмом, перестали иметь значение, люди появлялись расслабленные, небрежные. Свободные от вахты лежали в своих койках и обсуждали политику. Неустанно выступал Густав Бом. Слова его были проникнуты мудростью. Но в глубине души мы не верили в возможность войны, но крайней мере большой войны, потому что мысль о народах, вцепившихся в глотку друг другу, казалась слишком невероятной.
Но война пришла. Я помню все, как будто это было вчера. Около десяти часов я стоял в рубке с Эндрасом в то сентябрьское утро. Дул свежий северо-западный ветер, волны слегка покрывались пеной. Лодка шла на средней скорости, слышалось глубокое успокаивающее гудение двигателей. Снизу закричали, и в люке боевой рубки появилось бледное лицо Ханселя. От волнения он заикался, так что слова набегали друг на друга:
— Сигнал… Война с Англией…
Я бросился вниз по трапу. В центральном посту Спар и еще два подводника стояли перед маленьким коричневым ящиком, из которого слышались бравурные военные марши. Люди стояли с напряженными лицами.
— В чем дело?
— Собираются повторить, — прошептал Спар.
Музыка прекратилась, послышался голос диктора:
«Говорит немецкое радио. Передаем специальный выпуск. Британское правительство направило германскому правительству ультиматум, требующий отвода немецких войск с территории Польши. Сегодня в девять часов утра в Берлине британский посол вручил оскорбительную ноту, информируя германское правительство, что, если к одиннадцати часам утра в Лондоне не будет получен удовлетворительный ответ, Великобритания будет считать себя в состоянии войны с Германией. Британский посол был информирован, что германское правительство и немецкий народ отказываются принимать или выполнять требования, содержащиеся в британском ультиматуме».
За этим последовало чтение германского меморандума. Затем снова зазвучали марши. Мы молчали. Молнией пронеслась мысль: получение призов, свободный выбор поля действий… Марши все еще звучали. Похоже, все, затаив дыхание, ждали, что будет.
В центральном посту три человека уставились на меня. Я подошел к карте и поманил к себе Спара.
— Проложи курс на двести двадцать градусов. Вот откуда мы будем действовать, — сказал я, указывая место на карте. Бессознательно я понизил голос.
Из кают-компании, где собрались свободные от вахты, донесся голос:
— Господи, прости тех, кто это начал.
Я медленно поднялся в рубку. Эндрас и двое вахтенных напряженно смотрели на меня.
— Да, Эндрас, это так.
— Ну, мы не подкачаем! — храбро ответил он.
Затем я отдал приказ:
— Всем наблюдателям постоянно использовать бинокли. Докладывать сразу, как что-либо появится. Обратить особое внимание на самолеты и перископы вражеских подлодок.
Я снова пошел вниз. В маленькой клетушке, служившей мне спальней и комнатой отдыха, с первой страницы я начал мой военный дневник. Закончив запись, я забрался в койку. Я подумал, что наступает время испытаний. Понимал, что мне понадобятся все силы, и решил спать, пока еще есть такая возможность. Меня разбудил крик:
— Командир, дым по правому борту.
Я даже подпрыгнул. Кто-то из центрального поста повторил сообщение. Я схватил фуражку и поспешил в рубку. Далеко на бледном полуденном небе поднимался столб дыма, тонкий и неустойчивый, как далекий костер. Я взял бинокль и настроил его. Крохотное пятнышко очень медленно появилось над горизонтом. Мы установили курс, и я приказал:
— Полный вперед.
Пена волн брызгала на палубу. Постепенно мы приближались к кораблю. Это был грузовой пароход водоизмещением 5 или 6 тысяч тонн. Как только мы смогли разглядеть резкие контуры мостика, мы погрузились. Выключили дизели. Вода хлынула в баки, с высоким воем включились электромоторы. Глаза прижались к перископу. Я смотрел на черное пятно, постепенно двигающееся к нам.
— Это он? — спросил Эндрас.
— Спокойно, — сказал я. — Подожди, пока папа посмотрит.
Мы расположились на курсе приближающегося корабля и двигались прямо к нему. Я уже мог узнать его национальность. Это было греческое грузовое судно, старое и грязное, с трудом таскающее по морю свой груз.
— Грек, — громко сказал я и добавил: — Приготовьтесь к операции. Готовьте сигнальные флаги, доложите готовность.
Снизу донесся звук шагов, лязганье металла. Снаряды готовили к стрельбе. Спустя несколько мгновений посты доложили:
— Все готово к операции.
— Готово!..
— Готово…
Мы продули баки и всплыли. Люк боевой рубки открылся, мы выскочили на мостик. Позади на трапе толпилась орудийная команда.
— Снаряд перед кораблем, — приказал я.
Отрывисто рявкнули пушки. Эхо от детонации прокатилось по лодке. Снаряд взорвался в сотне ярдов перед кораблем, поднялся фонтан воды, над морем поплыло облако порохового дыма. Пока устанавливалась антенна, Эндрас приказал перезаряжать.
Палуба парохода выглядела как растревоженный муравейник. В бинокль было видно, что команда бесцельно мечется взад и вперед. Наше появление напугало их до полусмерти. Наконец, корабль медленно остановился, покачиваясь на волнах и выпуская пар. Греческий флаг сорвали с мачты. Мы просигналили: «Пришлите шлюпку с документами», — и осторожно приближались к судну, готовые стрелять в случае необходимости. Мы были уже на расстоянии голоса. Через мегафон я повторил:
— Пришлите шлюпку с документами.
В тот момент, когда я поднял мегафон, головы скрылись за фальшбортом, видны были только руки, что выглядело как немецкое приветствие. Затем голос с корабля прокричал:
— Да, сэр!
На борту началась лихорадочная деятельность. На воду спустили две шлюпки, и команда, как обезьяны, проворно вскарабкалась в них. За борт летели крышки люков, доски… Лодки еще не коснулись воды, а команда уже работала веслами, посылая шлюпки подальше от нас и от собственного корабля. Казалось, они участвуют в регате, так быстро они стремились уйти от нас. Мы медленно последовали за ними и через несколько минут поравнялись. Гребцы немедленно бросили весла и подняли руки над головой.
— Где капитан? — спросил я.
Встал высокий белокурый человек.
— Ваши документы.
Трясущейся рукой он передал мне коричневый портфель. Я внимательно проверил бумаги. Все было в порядке. Это было нейтральное судно, везущее груз в Германию. Для суматохи не было ни малейшего повода.
