— С ума сошел, — все, что он сказал мне.
Это был конец. Я пошел в трюм помогать другим выгружать мусор.
После трех часов первый офицер проводил капитана к трапу. Старый Козел был в шелковом костюме, в белой фуражке и держался строго, с достоинством.
— Он собирается заявить в полицию, — сказал Крамер.
Мы стояли у поручня и смотрели, как они отбывали на моторке.
После четырех часов мне стало плохо. Я думал о Зиппеле, ожидающем меня в кафе «Никита». Каждый раз, поднимая ведро на палубу, я смотрел, не покажется ли он на набережной. В шесть часов мы закончили работу и стояли у перил.
— Смотрите, — сказал Крамер, показывая на шлюпку, идущую от пристани прямо к нам.
На веслах сидел цветной, а Зиппель, одетый в белое, сидел на заднем сиденье, наблюдая. Он появился, чтобы показать себя.
Из гавани вышла вторая лодка, моторка, и тоже быстро пошла к нам. Справа и слева неслись белые усы пены, на корме застыла высокая фигура Старого Козла. Расстояние между лодками уменьшалось. Зиппель смотрел, как гребет его мальчик, не замечая ничего вокруг. К этому времени вся команда «Гамбурга» собралась у поручня и смотрела спектакль. Мы стояли как зачарованные. Только Витачек проявил мужество: он помахал Зиппелю и показал на преследователя. Зиппель, ослепленный гордостью, не обернулся. Оказавшись на небольшом расстоянии, он приложил руки ко рту и закричал:
— Я свободный гражданин США!
Старый Козел был теперь совсем близко.
Удивленный шумом мотора, Зиппель обернулся и в следующий момент извивался, как белый кролик в руке охотника. Катер подошел к трапу. Старый Козел, волоча Зиппеля за шиворот, быстро прошел в свою каюту.
Я не видел Зиппеля в этот вечер. Он вернулся, когда я уже спал. Поздравления в честь его возвращения продолжались слишком долго. Каждый хотел приветствовать его. Первый, второй, третий помощники и, наконец, с наибольшим энтузиазмом боцман.
Воскресная служба на следующий день была назначена на десять часов. Служба всегда проходит на земле, на море только в спокойную погоду. Капитан настаивал, чтобы присутствовали все.
— Он из Восточной Фрисландии, — сказал Крамер саркастически. — С тех пор как они съели святого Бонифация, у них святость в животе.
Сначала мы пели песню. Старый Козел вынул скрипку из футляра и сдул пыль. Он неторопливо натер смычок канифолью и елейно предложил: «Споем гимн номер 67». Он приложил скрипку к подбородку и запел высоким царапающим голосом:
— Бог привел нас так далеко, щедрость его велика.
Зиппель стоял рядом со мной и пел. Он благодарил Бога кривым ртом, потому что его лицо распухло после приветствий боцмана.
Глава 3
Крушение
3 сентября мы ушли из Пенсаколы. Корабль был перегружен, а на борту оставалось только двадцать человек из команды. Ни один дезертир не вернулся. Было раннее утро, солнце еще не поднялось над горизонтом. Мы подняли якорь и запели песню «Возвращение домой». Я думаю, это самая прекрасная песня. В каждом плавании она поется только один раз, когда поднимают якорь в последний раз на пути к дому. Боцман запел первым, потом присоединились другие:
Плывем домой, плывем домой,
Плывем домой по всем морям.
Плывем домой в наш старый Гамбург,
Плывем домой, к тебе, моя земля.
Паруса развернулись, и через несколько часов Пенсакола лежала далеко позади, бледная и нереальная, как будто мы никогда не ходили по ее пыльным улицам.
Мы снова были в высоких широтах. Однажды утром зазвучал корабельный колокол. Раз, потом еще… Затем быстрее и громче, громче, пока не зазвучал как колокол пожарной машины. Лурман и я стояли наверху на вантах.
— Пожар на корабле! — закричал он, спускаясь с быстротой паука, приближающегося к мухе, попавшей в его паутину.
Я поспешил за ним, пытаясь увидеть, где горит. Не было видно ничего, кроме парусов, наполненных ветром. Палуба оказалась пустой.
Вся команда стояла на носу: Старый Козел, первый помощник и все свободные от вахты. Облако черного дыма извергалось из канатного люка и расплывалось по оснастке фок-мачты. Мы побежали. Тяжелые едкие клубы дыма мешали дышать.
— Проклятье, горит канатный люк, — тихо сказал Лурман.
Старый Козел повернулся и бросил на него свирепый взгляд.
Мы стояли, глядя на извергающийся дым. Гарри Стовер и два матроса держали над люком трос. Затем из дыма раздался хриплый голос:
— Тащите.
Они тянули медленно и ровно. Сначала появилась голова человека, потом грудь, наконец, все тело. Это был Витачек. Его отнесли к наветренной стороне и положили на палубу. Из канатного люка вылез Тейсон, почерневший от дыма, со слезящимися глазами, сотрясаясь от приступов кашля. Я бросился к Витачеку. Он лежал на спине с закрытыми глазами, как мертвый. Старый Козел поспешил к Тейсону:
— Что там? Огонь большой?
— Думаю, да, сэр. — Тейсон закашлялся. — Концы канатов тлеют как трут.
Старик повернулся к первому помощнику:
— Загляните в трюм, мистер. Я думаю, надо передвинуть мешки с пшеницей от переборок. — Его голос был масленый, как всегда, он только пришепетывал больше, чем обычно.
Кто-то вылил ведро воды на голову Витачеку. Он внезапно сел, ошеломленно осмотрелся и сказал почти беззвучно:
— Канистры с бензином, — потом громче: — Канистры с бензином!
Мы знали, что он имел в виду, сама мысль об этом вызывала озноб. В канатном люке было шесть больших канистр с бензином. Они могли взорваться, и тогда загорится весь корабль.
— Дайте мне линь, и я принесу их, — сказал Тейсон. До сих пор никто особо не замечал этого жилистого крепкого человека. После дезертирства Балкенхола он взялся за камбуз, потому что больше никто не хотел. — Я вытащу канистры, — повторил он настойчиво, обвязывая линь вокруг пояса. Кто-то завязал ему нос и рот мокрым платком.
Он скрылся в темноте люка с огнетушителем под мышкой. Мы услышали его зов. Первый помощник и боцман наклонились над люком и вытягивали канистры одну за другой. Нам приказали включить насос, но он сломался. Парусный мастер поспешно приступил к работе. Он сшивал ведра из парусины, а мы носили в них воду. Когда мы вернулись, Тейсона вытягивали. Он стонал, лицо почернело. Одежда обгорела и дымилась. Его пытались расспрашивать, но он оттолкнул всех, качнулся на подветренную сторону, схватился за поручни, и его вырвало. Он упал на колени. Второй помощник мигом оказался рядом.
— В чем дело, Тейсон?
Тот сделал ртом несколько судорожных движений, как рыба, вытащенная из воды, но не произнес ни звука, а только показал на ноги. Второй вытащил нож и разрезал брюки. Нога была багровая, покрытая волдырями, под коленом — черная корка обгоревшей кожи.
