Вечером пошли в баню и из парной вдруг вызов к телефону — командующий. Бегу на узел связи, к трубке. Пять минут разноса, а потом постановка задачи. Выход завтра. И район новый. Пойдем на Мирбачакот. Пойду сам. Дима Савичев пускай встречает комиссию ЦВМУ и отчитывается перед ней за гепатит. Машина уже закрутилась: задачи, карты, техника, запасы. Жаль только, в спешке, да в ночь. Сейчас напишу письмо домой и спать. С утра в путь.
1.10.1988, Баграм. Суббота
Вернулись с войны неожиданно. Вообще, странные «боевые». Как ушли в спешке, так и пришли впопыхах. «Боевые» неудовлетворительные своей неопределенностью. Ушли 24.9, вернее только 3-й батальон с Ш. Тюктеевым. Я появился позже, сначала съездил в штаб Армии на задачу, а на обратном пути остался на КП, развернутом на памятном месте: в крепости, на 8-й заставе, той самой, где прошли мои первые боевые действия в августе прошлого года.
25-го пришел 1-й пдб (И. А. Гордейчик), постоял, да и заночевал. Пехота на задачу не вышла. На следующий день снова пошел на работу, тут звонок. Правительство РА объявило политику примирения в этом районе, батальону отбой. Ну, надо же так! Час искали путь в район, найдя, с трудом начали спуск через перевал. Успели наполовину спуститься. Одним ухом слушаю приказ остановить батальон и отправить в ППД (пункт постоянной дислокации) и тут же знаками отдаю команду. На перевале по одну сторону весь батальон, с другой — рота, которая на счастье не успела спуститься по этой крутизне. Час батальон пытается залезть по круче и камням обратно и неудачно. Бились, бились, да и смирились, обратно пути нет. Что делать?
Рота вернулась, а батальон пошел вокруг цепи гор через Кабул и «Теплый Стан» обратно. Для бешеной собаки семь верст не крюк. Так или иначе, пройдя через нас на обратном пути, уже в темноте батальон вышел в Баграм. И хорошо. То место, куда он по задаче должен был выйти, оказалось не самым спокойным. Уже на следующий день от восхода до заката громыхала наша артиллерия, поддерживая пехоту. В первый день они получили под 30 РСов, а на следующий день и того больше. И из тех мест, которые были бы по плану, под нашими блоками. Наши пушкари работали успешно. Наводили огонь корректировщики пехоты, и те взвизгнули от восторга, когда несколькими залпами накрыли сначала одну РПУ (реактивную пусковую установку), а затем вложили три десятка снарядов по каравану. Эти цели, по крайней мере, с большой степенью достоверности. Били и по другим, но без надежного подтверждения. Может, кого и отправили к аллаху, кто знает. Будем надеяться. Так или иначе, но «душки» на третий день успокоились. Надоело им состязаться с нашей артиллерией. Да и пехота обложила район.
За исключением этой работы, в основном, работы Ш. Ахметова и его артиллеристов, у нас, более или менее, спокойно. Несколько обстрелов блоков вдоль дороги. Особо нервное, обстрел блока КП 9-й роты. Даже не обстрел, а пара выстрелов из РПГ из зарослей и груды глины на закате, в сумерках. Нам везет. Граната попадает в развешенное на кустах одеяло и взрывается. А за одеялом метрах в шести сидят и ужинают за столом офицеры. Не будь одеяла, результат был бы иным. А так, оглушило И. Бабенко (опять он), да в клочья эту тряпку.
Первый раненый появился после работы нашей авиации по району, откуда утром навернули ракетами Кабул. Первый заход Су-25, и две бомбы падают на позиции разведвзвода 3-го пдб. Зловеще встают огромные султаны взрывов, и мы с тревогой видим, что это где-то в районе КП 3-го пдб. Что тут же и подтверждает комбат по радиостанции. Пытаемся «успокоить» авиацию, но не удается. В небе дымные полоски отстрелов и едва видимые стрелки самолетов. Заход за заходом, столбы пыли в «зеленке», но, наконец-то, там, куда и требуется. А нам не до этой картины. Доклад: «Один тяжело ранен». Мгновенно выходит группа с врачом (Валерий Бауэр) и на ходу, захватив Григоренко, устремляется в Кабул, в Центральный госпиталь. Сам удивился, когда через час 10 минут доложили, что раненого сдали на операционный стол. Молодцы! Чуть больше часа от ранения до стола. Будем надеяться на благоприятный исход, хотя ранение тяжелое: в левое плечо с поражением легкого и обильным кровотечением. Нервы, сосуды под большим вопросом. Уже на базе узнал, что в бронежилете нашли и второй осколок. Застрял в пластинах напротив сердца. Спас-таки бронежилет. Обложили, конечно, как положено летунов. Уж больно системно у них стал заход на штурмовку 3-го пдб. Если в ущелье Лаландар обошлось, то теперь уже прицелились точнее. Если бы они так «духов» били, это было бы нормально.
3-й батальон стоит вдоль дороги, а КП, артиллерия, тылы и разведчики в одном большом бивуаке около крепости. За все время упала пара мин. Да и те я не слышал, проспав ночью. Утром доложили и принесли осколки. За постоянными хлопками орудий изо дня в день, на грохот уже и внимания не обращаешь. Но все равно, часто ловишь себя на тревожной мысли, когда смотришь на хаотичное скопище машин, орудий, людей. А вдруг накроют, да как начнут рваться машины с боеприпасами и топливом? А люди? В целом спокойные дни действуют предательски, растет беспечность и самоуспокоенность. Одеть всех в жилеты, да укрыть технику, требует известных усилий. Все, как всегда.
В один из дней получаем известие об исчезновении в полку солдата. И вот сегодня, по прибытии, застаю В. Востротина за подготовкой боевой операции. Прямо на стадионе встали на огневые позиции самоходные установки «Нона». Разведчики, увешанные оружием, бегут к своим машинам. Доложил командиру о прибытии батальонов с боевых. Спросил, чем могу помочь. В ответ получил: «Отдыхай».
Через ХАД установили, что солдат ушел и попал к «духам». Хорошо еще, к умеренным. Подключились наши и армейские особисты. Два дня договаривались, чтобы обменять солдата на десяток автоматов. Тревожный ход событий. Обмен состоялся под вечер, в темноте, да еще в «зеленке», в стороне, метрах в ста пятидесяти от дороги. Никакого взаимного доверия. И пришлось идти В. Востротину в ночь, в неизвестность вдвоем со старшиной разведроты, практически, без охраны и прикрытия. Жутковато. Но, так или иначе, обмен состоялся. Интересная деталь: два автомата оказались трофейными, китайскими, и «духи» их сразу забраковали. Потребовали советские. Разобрались твари в темноте.
Когда все закончилось, и В. Востротин вернулся в модуль, посмотрел на него и понял, что вопросы можно будет задавать только завтра. Неожиданно Валера спросил: «У тебя спирт есть?» Никогда и ничего подобного от него не слышал. Сходил в свою комнату за флягой. Выпили молча.
Посмотрел на этого солдата полчаса назад. Здесь у нас киногруппа, и они воспылали желанием снять интервью с этим предателем. Схема поведения этого слизняка и мотивы, как по-писаному. Издевался один сержант, решил напугать, ушел, да и попал к «духам». Нет, говорит, обращались хорошо. Нет, оружие против своих бы не поднял. Смотришь на эту тряпку и не знаешь, что это, полное безволие или умный, расчетливый поступок. Уж лучше бы его пристрелили. Меньше бы людей жизнью рисковали, да и оружие бы «духам» с неба не свалилось. То оружие, из которого они нас потом убивать будут. Мразь. Не выдержал, ушел, не смог слушать его объяснения. Боюсь иногда своей прямолинейности. Вот белое, вот черное. Грань, вот же она, неужели вы не видите? Дипломат из меня никудышный. Излишне категоричен. Но зато, вроде, и не подводит в жизни моя линия. Знаю, что ценю, знаю, что люблю. Знаю где остановиться, знаю где предел поступка. Наверное, чересчур все же рационален. Беда? Достоинство? Кто объяснит. Чужое мнение? Сейчас, в моем возрасте, наверное, уже и не существенно.
