— Нет, что с тобой познакомилась! Зачем ты ко мне прицепился? Влез в мою жизнь… зачем? Что тебе от меня надо? Боишься, что тебя следователю выдам? Не бойся, не выдам! Только исчезни от меня, пожалуйста, очень тебя прошу! Исчезни!
— Ты совсем без денег? Не на что жить? — спросил Валерий.
— Это не твое дело! Это мои дела, и я как-нибудь сама с ними справлюсь! Без тебя, понимаешь?! Без тебя! Да, мне нужны деньги! Меня с работы уволили, когда суд будет — не знаю, и мне с сыном не на что жить. И я хотела продать шубу! Это моя шуба! Мне ее муж подарил! Боевые за Чечню получил и подарил! И это не твое дело, понятно?! — Полина уже кричала, на глазах у нее выступили слезы.
— Не продавай шубу… не надо, — глухо проговорил Валерий. — Прошу тебя, не продавай.
— А я прошу тебя — оставь меня в покое! — Полина ладонями утирала слезы и вдруг спросила жалобно. — Ты в меня влюбился, что ли?
— Действительно… — глядя вперед, ответил Валерий и повторил: — Действительно.
— Я серьезно говорю — оставь меня в покое, — вздохнула Полина.
Валерий неожиданно круто свернул к обочине, завизжали тормоза. Полину бросило вперед, она чуть не ударилась лбом о ветровое стекло.
— Знаешь, я бы давно тебя положил… если бы… — сказал Валерий и замолчал.
— Если бы что? — поежилась от страха Полина.
— Если бы не твой муж…
— Ах, вот оно что! Братская солидарность товарищей по оружию? — нашла в себе силы улыбнуться Полина. — Но вы ведь вместе не воевали. Вы не знали друг друга.
— Мы хлебали одно дерьмо с кровью… и в Афгане, и в Чечне… жаль, он в Сербии не был… И над этим не шути, не то… — он не договорил, но угрожающе нахмурился, и желваки напряглись под скулами.
— Я не собираюсь шутить, — замотала головой Полина. — Я только не пойму… ты, вообще, кто?
— Как кто? Человек, — серьезно ответил Валерий.
— Все мы человеки… Какой человек?
— Я — минер… и живу на минном поле. Все мы живем на минном поле…
Зазвонил мобильный телефон в кармане у Полины, но она не ответила. Телефон замолк, а Валерий заговорил снова:
— Почему я искал тебя? Верно, хотел найти и… Свидетель мне не нужен. Но теперь… я… Эх, если бы знал, кому нитроглицерин продаю, я бы себе руки отрезал!
— Теперь поздно… И не вини себя — я сама купила, за хвост никто не тянул.
— Если тебя посадят, я его завалю, — прошептал Валерий.
— Что? Что ты сказал? — испуганно переспросила Полина.
— Если тебя посадят, я его убью, — громко и отчетливо повторил Валерий.
— У тебя крыша поехала, Валера? — она отшатнулась к дверце машины, смотрела на него со страхом.
— Может быть, но я это сделаю. Даже если ты меня выдашь и меня возьмут, я его все равно завалю…
Галка медленно катила коляску, Витька шел рядом. Остановились возле скамейки за спортплощадкой.
— Может, твоя мама к себе домой пошла? — спросила Галка.
— Да нет, сказала, скоро будет. Звоню — чего-то не отвечает.
— Есть хочется ужасно…
— Картошку будешь? — спросил Витька. — Я сбегаю.
— У тебя же денег нету.
— На картошку хватит!
Витька дошел до ближайшего ларька, купил два пакета с жареной картошкой и бутылку пепси. Через минуту они бодро хрустели картофельными лепестками, запивая их по очереди.
— У тебя школа хорошая? — спрашивала Галка.
— Нормальная…
— У нас много старшеклассников на машинах в школу приезжают. Директриса перед ними на цыпочках ходит.
— Буржуи вонючие, — равнодушно обронил Витька, жуя картошку.
— Их предки приличные бабки на школу отваливают, так они вообще не учатся. В школу приезжают, чтобы прикиды друг другу показывать. У одного мобильник пятнадцать тысяч баксов стоит! Весь из золота, в бриллиантах и сапфирах, представляешь?
— Нет, — ответил Витька, выгребая из пакета остатки картошки.
— Чего нет? — не поняла Галка.
— Не представляю…
— А у Юльки Кухляевой сапоги из шкуры кенгуру. Пять тысяч баксов стоят, представляешь?
— Да на хрен я себе это представлять буду? — ответил Витька. — А кто у нее папашка?
— Он двумя свалками владеет. Туда мусор со всего Северного округа свозят.
— А деньги у него откуда? — вытаращил на нее глаза Витька.
— Как откуда? Я же тебе говорю, у него две свалки. Тупой ты какой-то, Витя!
— Разве мусор чего-то стоит?
— Точно, тупей самого тупого, — махнула рукой Галка.
— Я тебя не выдам, — говорила Полина. — Ты такой храбрый, а все равно боишься. Ты же профессионал — свидетеля надо убрать, я это знаю. Но ты этого не сделаешь…
— Почему? — Валерий смотрел на нее, губы его кривились, словно их сводила судорога.
— Не сделаешь… Ты же не хочешь мне зла, Валера? Я вижу…
— Не хочу, но…
— Все-таки боишься? — в упор спросила Полина. — Господи, тогда почему ты не сделал этого раньше?
— Не знаю… — криво усмехнулся он. — Рука не поднималась. Я ведь не киллер, я — солдат. Такой же солдат, как и твой муж…
— Тогда отпусти меня. И я буду тебе всей душой благодарна. И мой покойный муж скажет тебе спасибо… Я пойду?
Он молчал. Полина открыла дверцу, взяла сумку с шубой и пошла по улице, опустив голову. Валерий смотрел ей вслед, потом ткнулся лицом в руль. Раздался длинный сигнал.
Полина зашла в другой ломбард, встала в конец очереди. Старичок сдавал древний самовар со множеством отчеканенных медалей на боку.
— Ты смотри, весь серебряный… — удивленно говорил приемщик, молодой толстяк лет двадцати пяти. — Зачем такую хорошую вещь сдаешь, дедуля?
— Жить не на что, внучек. А вещь и вправду хорошая, еще мой дед из нее чай пивал. Этот самовар аж до революции сделали…
— До какой революции? — не понял толстяк.
— Как до какой? До Октябрьской…
— Это когда Ельцин, что ли, президентом стал?
— Какой Ельцин, милый? Тогда Ленин царем стал. А после Сталин был… — разволновался старичок. — А потом еще Хрущев был… вот уж проходимец, прости господи…
Стоявшие в очереди переглядывались, улыбались.
— Ты не волнуйся, дедуля, а то еще плохо станет. Ладно, тыщу баксов дам я тебе за это серебряное ведро! Согласен?
— Это сколько же в рублях будет?
— Двадцать пять тыщ, дедуля, богачом станешь!
— Согласен, внучек, согласен, — закивал старичок.