Я нашел полусферический камень и выбил на нем зубилом: «Ефримов Е., Орябинский И. И., Каплан…». Это на мысу, в кустах, метрах в тридцати-сорока от берега, если двигаться с севера, при повороте в бухту Фролиха…
С ними должен был лететь А. Балякин, но потом его оставили, а послали меня. В последний момент инженер отряда Павел Кононович Шабанов оставил и меня. Видно, не судьба.»
Гибель Жени Ефимова, с которым проработали бок о бок три года, буквально потрясла Ирканскую экспедицию. Он был очень живой, теплый человек, С ним было всем как-то особенно хорошо и спокойно. И, потеряв, не знали, как сделать, чтобы память о нем осталась надолго. Выпустили специальную стенгазету, посвященную короткой светлой жизни летчика. Там были проникновенные стихи инженера экспедиции А. Горячева, полные искреннею чувства скорби от невосполнимой утраты. Алексей Ковалев тоже посвятил стихи погибшему командиру и самолету Ж-7:
Семерка — верная подруга,
С тобою вместе умерла…
Летчика Ефимова действительно помнили. У него было много друзей, и они не оставили без заботы вдову летчика и дочку Светлану. Не забыли жизнерадостного пилота даже те, кто прошел сквозь ужасы войны.
«Женьку все любили», — сказала Варвара Михайловна. Так просто.
Но счет потерям не был завершен. Пришла весть, на озере Круглом погиб летчик А. Путинцев. 1940 год преследовал бамовских летчиков до конца, 25 декабря самолет Г-1, оборудованный лыжами для посадки на снег, шел в сторону Нелят. Вел машину Анатолий Семенович Швидловский. Внезапно самолет попал в сильнейший снеговой поток. Стало темно. Вокруг вспыхивали разряды молний. Шли вслепую. Самолет швыряло из стороны в сторону. Дело могло кончиться плохо. И тут в просвете облаков летчик увидел заснеженный склон хребта. Решил рискнуть сесть.
Встречный ветер дул с такой силой, что при соприкосновении с землей скорость самолета была невелика. Тем не менее, один из членов экипажа получил ранение. Когда непогода улеглась, оказалось что буря загнала их на саму Шаман-гору, на высоту около 3000 метров. Швидловский послал товарищей за подмогой, а сам остался с раненым. Из брезентовых чехлов сделал палатку и пять дней провел у постели раненого. Все продукты отдавал ему. Сам держался на махорке. Выкурил целый мешок.
Местные охотники выручили экипаж, попавший в беду. Однако ни взлететь, ни спустить самолет с Шаман-горы оказалось невозможною Приборы сняли, а сама машина — фюзеляж, крылья, моторы — сохранилась в целости. Только в 1984 году строители БАМа и пилоты улан-удэнского авиапредприятия добрались туда и с большим трудом переправили остатки самолета в Таксимо.
Рыцарские странствия летчика Борисова
Иногда говорят, что летчики — прирожденные кочевники, небесные странники. «Вы далеко летаете — скоро забываете» — такими обидными словами девушки отклоняют предложения залетных кавалеров проводить с деревенской гулянки домой. Но, если разобраться, большинство летчиков, при всей их бродяжьей жизни, в глубине души лелеют мечту о надежном семейном очаге, о нежном создании, которое любит и ждет. И гораздо чаще, чем у простых смертных. Его величество Случай в жизни пилота играет решающую роль. Так, пробитое крыло определило судьбу Василия Борисова. А начиналось все в безоблачный день, когда ничто не предвещало сердечной раны.
Случилось это 18 августа 1936 года, в День Воздушного Флота. На Дальнем Востоке в эту пору погода бывает самая чудесная. Летчики учебного отряда, по заведенному тогда обычаю, катали местных жителей. Всего-то круг над городом, но впечатлений — на всю жизнь. Желающие выстраивались в очередь и терпеливо ждали. Шум моторов, звуки гармошки, алые флаги, возбужденные, раскрасневшиеся от пережитого волнения лица. Две прелестные девушки в праздничных платьях выделялись из толпы. Молодые летчики, проходя мимо, поначалу оборачивались на них, но, приглядевшись повнимательней, просто по-дружески подмигивали и тотчас забывали про них: девушки были совсем уж юные, просто девчонки-школьницы.
Тоня Золотоверхая приехала вместе с сестрой Валентиной в гости к брату Ивану на Вторую Речку и не собиралась идти на аэродром — готовилась в девятый класс, но сестра (она была чуть постарше) уговорила пойти на праздник: может быть, удастся на аэроплане покататься. Семья Золотоверхих считалась местной — из первого переселенческого поколения, обосновавшегося в Приморье еще до сооружения Транссиба. В 1855–1913 годах Действовало прямое морское сообщение Одесса-Владивосток. Путешествие было таким дальним, что, собственно, при тех же затратах переселенцы из малоземельных областей России или Малороссии могли попасть на Аляску или в другую российскую колонию западного побережья Северной Америки. Семья Золотоверхих была большая, жили трудно, потому что рано остались без отца. Подрастали и разъезжались: кто в Иман, кто в Артем, кто в Озерные ключи, кто во Владивосток. Ездили друг к другу в гости довольно часто, ведь на востоке сто верст — не расстояние. Два брата у Тони, пять сестер, сама — восьмая; ей всего год был, когда отец умер.
Главной опорой и защитой в семье стал брат Иван. Он был уже взрослый, женатый, работал шофером-механиком на аэродроме. Мастером был отменным. Всего три класса образования, а любую развалюху-машину мог оживить, сделать заново. Летчики восхищались: «Самородок!» В аэропорту высоко ценили Ивана и считали его своим человеком. А Ивана точно магнитом тянуло к самолетам. Как уйдет ни свет ни заря, так до ночи пропадает в порту. Образования ему получить не удалось, но дослужился он впоследствии до бортинженера; участвовал в перегонке самолетов с Аляски, ремонтировал «летающие крепости» Б-19, подбитые над Японией, которые дотягивали до какого-нибудь нашего аэродрома или совершали вынужденную посадку в тайге.
Но все это произошло позднее, а пока Иван направился к группе летчиков, стал что-то им рассказывать, показывая на сестричек. Подошел летчик — совсем молодой, лет двадцати, взгляд веселый, дерзкий. Стали знакомиться. Назвался солидно: «Летчик Борисов». Когда Тоня подавала ему руку, застеснялась, смотрела в землю и успела только заметить, что худенький, но высокий и «птичка» на груди — командир звена. А сестра жарко шепчет: «Как этот летчик мне нравится…»
В открытую пассажирскую кабину маленького самолета уселись вдвоем: Тоня и какая-то полная женщина, кажется, жена городского начальника. Катал их летчик Борисов над городом дольше всех, так что пассажирку-напарницу крепко укачало. А Тоня только ладони к щекам прижимала — очень раскраснелись. Пока летчик Борисов и начальник аэропорта вытаскивали женщину из кабины и отхаживали, Тоня ждала-ждала, потом подтянулась и выпрыгнула из кабины прямо на серебристое крыло. Думала, оно стальное, а это оказалась перкаль — покрашенная эмалитом материя. Так и проломила каблучками плоскость насквозь и убежала со страху.
Летчик Борисов как увидел пробоины в крыле, так и застыл на месте, хотя дело было обычное и вполне поправимое.
«Что же ты меня раньше с сестрой не познакомил?» — укорил он Ивана, когда тот заделывал повреждение.
«Мала еще! — отмахнулся Иван. — В девятый класс только перешла, коза этакая».
