Погода стояла нелетная. Но Румянцев — он, кроме всего прочего, отвечал за политработу в эскадрилье — ответил: нет, не поедем, у нас занятия с молодыми штурманами. «Тоже, спектакль нашли…»
Опыт, в особенности боевой, — вещь высоко ценимая в авиации. Дается он дорогой ценой. Союзники как-то подсчитали, что половину летчиков сбивают в первом воздушном бою. После второго боя остаются невредимыми 78 процентов, после третьего — 91, а после четвертого — 97 процентов летчиков, наиболее способных. Однако у наших штурмовиков наибольшее число потерь приходилось на седьмой-десятый боевой вылет. Именно в этот период у многих появлялась излишняя самоуверенность, которая в дальнейшем проходила у тех, кому удавалось перешагнуть этот рубеж.
Но, видно, и в боевой закалке была какая-то предельная температура, которую нельзя было переступать, существовал ресурс, перерасходовав который, получали сталь уже не того качества. Боевых летчиков берегли, кормили хорошо, по завидной пятой норме питания. Спали на чистом. Но постепенно от перенапряжения накапливалась усталость, усиливалось тягостное сознание неотвратимости потерь. Установилась даже какая-то норма потерь и, если она не превышала обычную, все считалось естественным.
Ни вещами, ни деньгами не дорожили; никто не знал, что будет завтра. Если кого-то наградили или выдвинули — радовались за товарища искренно, без зависти. Бывали и такие случаи, когда, например, командир полка отказывался от повышения в должности: «Полк люблю…» И это считалось достаточно веским аргументом. В полетах все были равны. Не делили полеты на первостепенные и второстепенные, обязанности — на «твои» и «мои», а помогали друг другу, работать старались в полную силу, а там что будет, то и будет…
Падаем, кувыркаемся…
Шел третий год войны. Слухи о «втором фронте», воспринимавшиеся поначалу с надеждой, вызывали теперь лишь горькую усмешку. Союзники предпочитали действовать издалека — бомбежками городов, захватом морских коммуникаций, африканских сырьевых источников, и не спешили высаживаться на континент.
Воспользовавшись этим, гитлеровское командование решило навести порядок в своем беспокойном балканском тылу и развернуло широкое наступление против народно-освободительных войск и партизанских отрядов Югославии. В операции участвовало тринадцать дивизий, оснащенных танками, самолетами, тяжелой артиллерией. Разгорелись жестокие неравные бои. Даже по численности перевес был значительным. Четыреста пятьдесят тысяч солдат Германии и ее союзников начали одновременные действия против легковооруженных отрядов, насчитывавших в своих рядах триста двадцать тысяч бойцов.
Сил вермахт сосредоточил в Югославии больше, чем в Африке. А всего на Балканах в это время фашисты располагали армией в шестьсот двенадцать тысяч человек. Им удалось рассечь партизанские районы, захватить Адриатическое побережье. Но он не смогли уничтожить Народно-освободительную армию; патриоты отступили в малодоступные горные районы, сохранив значительную часть живой силы для будущих битв. У партизан кончались боеприпасы, нечем было остановить нагло продвигавшиеся по дорогам танки. Много раненых и больных бойцов умирало от нехватки медикаментов, продовольствия, одежды.
Красная Армия была ещё очень далеко от Балкан. Ленинград оставался в осаде, кровопролитные сражения разгорались на Днепре… Правда, совсем рядом были союзники. Их базы находились в трехстах-пятистах километрах от Югославии. Но они маневрировали, выгадывая для себя привилегии, политические уступки. За неуступчивость «наказывали» задержками в поставках оружия. Зато не жалели средств для засылки всевозможных миссий, представительств, политических консультантов, причем сразу в двух экземплярах: в штаб НОАЮ к маршалу Тито и в штаб двурушников-четников генерала Марковича. Основными занятиями этих консультантов были разведка и интрига. Один из руководителей НОАЮ сказал как-то с горечью русскому офицеру: «С каждой портянкой англичане сбрасывают на Балканы по миссии…»
Ставка Верховного Главнокомандования в конце 1943 года приняла решение — организовать доставку оружия, боеприпасов и медикаментов югославскому народу, борющемуся с общим врагом. Расчеты показали, что с территории Украины самолеты дальней авиации в состоянии, взяв на борт хотя бы полтонны груза, в течение одной ночи дойти до Боснии и вернуться назад. Поскольку сопровождение истребителями на такое расстояние невозможно, в рейс идти должны не транспортные машины, а бомбардировщики, способные в какой-то мере защитить себя бортовым оружием. Наиболее вооруженными были двухмоторные самолеты Б-25 «Митчелл».
Чтобы наладить воздушный мост длиной почти в полторы тысячи километров, по распоряжению Генштаба была создана особая Южная группа дальней авиации из пяти бомбардировщиков Б-25. В группу подбирали лучших боевых летчиков и штурманов первого класса, которые уже летали по спецзаданиям в глубокий тыл неприятеля. Командирами первых экипажей были: подполковник Б. Жилин, майор Н. Бирюков, капитаны К. Кудряшов. Е. Мухин. Н. Рыбалко. Штурманами: подполковник В. Погожев, майор С. Щербаков, капитаны И. Лисовой. В. Улиско, Ф. Румянцев…
Если бы Румянцеву еще год-два назад оказали, что ему придется с риском для жизни доставлять на бомбардировщике багажные упаковки, он бы, наверное, не поверил. А ведь задание состояло в том, чтобы вывозить во вражеский тыл и сбрасывать не бомбы, даже не диверсионные группы, а вполне безобидные с виду мешки. Да они так и назывались — ПДМ, парашютно-десантные мешки. Но на войне у каждого свои обязанности. Как на изысканиях трассы будущей Байкало-Амурской магистрали, где до войны Константин Кудряшов и Федор Румянцев работали в аэрофотосъемке, иной раз успех работы отряда, партии зависел от мешка овса для ослабевшей лошади, от вязанки дров. И они шли в рискованный «мешочный» рейс, находили в дебрях бедствующую группу, сбрасывали груз, и дело двигалось…
Труд фронтовой еще более сложен. Есть в этом адовом производстве своя шкала ценностей. Умелый разведчик, оказавшийся вовремя в нужном месте, бывает для врага страшней, чем эскадрилья бомбовозов. А группа мужественных, хорошо подготовленных и оснащенных оружием людей способна решать задачи, выходящие на уровень стратегических.
Летчики знали, что в рядах Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ) сражается русский партизанский батальон, состоящий в основном из воинов, которым удалось бежать из плена. Югославы всегда говорили «русские», хотя в этом батальоне были люди самых разных национальностей. Об одном из них — руководителе разведгруппы при штабе 9-го корпуса НОАЮ — азербайджанце Мехти Гусейне ходили буквально легенды. Там же, в составе НОАЮ, были подразделения болгарских патриотов, группы антифашистов-поляков, венгров, словаков, греков, румын, немцев, испанцев, французов, итальянцев… Позже историки насчитали шестьдесят три национальные части, воевавшие в рядах НОАЮ. Они умели воевать, но им не хватало оружия.
Для транспортных перевозок «плечо» было слишком длинным — 1300 километров в один конец. И все же расчеты показывали, что с дополнительными баками цель достижима. Карту Югославии изучали старательно, впечатывая в память особенности местности. И удивлялись родному звучанию названий поселков и долин: Киево, Бела-Црква, Баня-Лука, Бабино Поле, Вратиица Добрино, Ново-Село, Крива-Фея, Ключ, Криводол, Майдан, Мария-Бистрица, Святозарово…
