В нормальных условиях поездка от его штаба до имперской канцелярии заняла бы около полутора часов, но они ехали уже почти три часа. Завалы на дорогах снова и снова заставляли отправляться в сложные объезды. Даже по главным магистралям часто нельзя было проехать. Повсюду безумно наклонившиеся здания грозили рухнуть в любой момент, создавая опасность на всех улицах. Вода лилась потоками или потихоньку журчала из огромных бомбовых воронок; из разорванных газовых магистралей рвались факелы, и по всему городу целые районы были огорожены и отмечены предупреждающими объявлениями: «Achtung! Minen!» — «Осторожно! Мины!» — так помечались места неразорвавшихся авиафугасов. Хейнрици с горечью сказал Айсману: «Так вот куда мы в конце концов пришли — к морю обломков».
Хотя здания по обе стороны Вильгельмштрассе были разрушены, на имперской канцелярии виднелись лишь осколочные шрамы. Даже безупречно одетые часовые-эсэсовцы казались такими же, как всегда. Они молодцевато встали по стойке «смирно», когда Хейнрици и Айсман входили в здание. Несмотря на задержки, генерал прибыл вовремя.
Совещание с Гитлером было назначено на три часа дня, и Хейнрици много думал о нем в прошедшие дни. Он намеревался сказать Гитлеру и его окружению четко и откровенно — насколько это возможно — правду о положении группы армий «Висла».
Хейнрици прекрасно сознавал опасность подобного выступления, но, похоже, вероятные последствия его не тревожили. Айсман, напротив, был сильно встревожен.
Как он сказал впоследствии, «мне казалось, что Хейнрици планирует массированную атаку на Гитлера и его советников, а лишь очень немногим удавалось после этого уцелеть».
В главном холле офицер СС в безупречно белом кителе и черных брюках, заправленных в до блеска начищенные кавалерийские сапоги, поздоровался с Хейнрици и сообщил, что совещание состоится в бункере фюрера. Хейнрици уже слышал об огромном лабиринте подземных сооружений под канцелярией, соседними зданиями и огороженными садами позади них, однако никогда там не бывал. Вслед за проводником он и Айсман спустились в подвал и вышли в сады. Хотя фасад имперской канцелярии не пострадал, территории позади здания был нанесен серьезный ущерб.
Когда-то здесь были прекрасные сады с комплексом фонтанов, сейчас исчезли и фонтаны, и чайный павильон Гитлера, и оранжереи. Открывшаяся перед Хейнрици картина напоминала поле битвы с «огромными воронками, грудами бетона, расколотыми статуями и вырванными с корнем деревьями». В покрытых сажей стенах рейхсканцелярии на месте окон «зияли огромные черные дыры».
При виде этих разрушений Айсману вспомнилась строчка из «Проклятия Зингера», баллады немецкого поэта-романтика XIX века Уланда: «Лишь одна высокая колонна расскажет об ушедшей славе; но и она может вдруг упасть». Хейнрици высказался более прозаично. «Подумать только, — тихо сказал он Айсману, — три года назад Гитлер властвовал над всей Европой от Волги до Атлантики, а сейчас сидит в норе под землей».
Они пересекли сады и подошли к вытянутому бункеру, охраняемому двумя часовыми. Проверив документы, часовые открыли перед офицерами тяжелую стальную дверь.
Хейнрици навсегда запомнил момент, когда дверь с лязгрм закрылась за ними: «Мы попали в невероятный подземный мир». Хейнрици и Айсман спустились по бетонной винтовой лестнице, и два молодых офицера СС ввели их в ярко освещенный вестибюль. Там они вежливо забрали шинели и с такой же вежливостью обыскали посетителей.
Особое внимание эсэсовцев привлек портфель Айсмана: именно в портфеле лежала взрывчатка, чуть не покончившая с Гитлером в июле 1944 года. С тех пор элитные охранники не позволяли никому приближаться к фюреру без предварительного обыска.
Хейнрици, несмотря на извинения эсэсовцев, кипел от негодования. Айсману было «стыдно, что с немецким генералом обращаются подобным образом». После обыска их провели в длинный узкий коридор, разделенный на две секции. Первая была превращена в удобное помещение для отдыха. Лампы в куполообразных плафонах придавали светло-бежевым оштукатуренным стенам желтоватый оттенок. Восточный ковер явно принесли из большей по размеру комнаты канцелярии: его края с обеих сторон были подвернуты.
Хотя помещение было комфортабельным, мебель была разномастной. Самые разные стулья: одни простые, другие обиты дорогими тканями. К одной из стен придвинут узкий дубовый стол. На стенах — несколько больших картин, написанных маслом: пейзажи немецкого архитектора и художника Шинкеля. Справа от входа — открытая дверь в маленький конференц-зал, где должно было состояться совещание. Хейнрици мог только догадываться о размерах и глубине бункера фюрера. Судя по увиденному, бункер был относительно просторным: по обе стороны всего коридора виднелись двери, ведущие в другие помещения. Из-за низких потолков, узких металлических дверей и отсутствия окон создавалось впечатление коридора на маленьком корабле, правда, Хейнрици прикинул, что они находятся по меньшей мере в сорока футах под землей.
Почти сразу же появился высокий, элегантный офицер СС, личный адъютант и телохранитель Гитлера полковник Отто Гюнше. Он любезно спросил вновь прибывших, как они доехали, и предложил освежиться. Хейнрици взял чашку кофе.
Вскоре начали прибывать другие участники совещания. Адъютант Гитлера генерал Вильгельм Бургдорф приветствовал их, как вспоминает Айсман, «бормоча что-то насчет успеха». Затем появился фельдмаршал Вильгельм Кейтель, начальник штаба ОКБ, следом Гиммлер, адмирал Карл Дениц и человек, считавшийся ближайшим доверенным лицом Гитлера, Мартин Борман. По словам Айсмана, «все громко приветствовали нас. Глядя на них, я искренне гордился моим командиром. Со знаменитой военной выправкой, серьезный и сдержанный, он смотрелся солдатом с головы до пят среди придворных ослов».
Айсман заметил, как напрягся Хейнрици, когда Гиммлер направился к нему, а затем генерал проворчал под нос: «Ноги его никогда не будет в моем штабе. Если он когда-нибудь вдруг объявит о визите, предупредите меня, чтобы я успел сбежать. Меня от него тошнит». И действительно, когда Гиммлер втянул Хейнрици в разговор, тот казался очень бледным.
В этот момент в помещение вошел генерал Ганс Кребс, преемник Гудериана, и, завидев Хейнрици, тут же направился к нему. Утром того дня Хейнрици узнал от Кребса о переводе его самых важных бронетанковых соединений в группу армий Шернера. Хотя Хейнрици и винил Кребса за то, что тот не слишком энергично протестовал против этого решения, сейчас он вел себя с новым начальником штаба ОКХ почти вежливо. По крайней мере, он был избавлен от болтовни с Гиммлером.
Кребс, как обычно, был дипломатичен и внимателен. Как он уверил Хейнрици, он не сомневается, что совещание пройдет отлично. Дениц, Кейтель и Борман подошли к ним и, выслушав мнение Хейнрици по некоторым проблемам, обещали поддержать его после доклада Гитлеру. Повернувшись к Айсману, Борман спросил:
— Каково ваше мнение о группе армий, учитывая ее прямое влияние на положение Берлина и Германии в целом?
Айсман потерял дар речи. При том что русские находятся всего лишь в 38 милях от столицы, а союзники сломя голову несутся по Германии с запада, вопрос граничил с безумием. Он резко ответил:
