В особенно неприятном положении оказался 56-й танковый корпус генерала Карла Вейдлинга, испытавший всю тяжесть прорыва Жукова на Зеловских высотах. Этот корпус, неся огромные потери, сдерживал Жукова сорок восемь часов, но обещанные резервные дивизии, которых с таким нетерпением ждал Вейдлинг, — дивизия СС «Нордланд» и мощная, полностью оснащенная 18-я танковая гренадерская дивизия — не подоспели вовремя, чтобы в контрнаступлении остановить танки Жукова.
Правда, один человек из дивизии «Нордланд» появился — ее командующий, генерал-майор СС Юрген Зиглер. Он приехал в штаб Вейдлинга к северу от Мюнхеберга на легковом автомобиле и невозмутимо сообщил, что его дивизия находится во многих милях от фронта; у нее закончилось горючее. Вейдлинг смертельно побледнел. Каждая танковая дивизия должна иметь резервы горючего как раз для таких непредвиденных случаев, однако Зиглер, которому очень не нравилось сражаться под командованием офицеров вермахта, явно не считал прибытие своей дивизии делом срочным. Двадцать бесценных часов было потеряно на дозаправку, а танки Зиглера до сих пор не вышли на позиции. 18-я танковая гренадерская дивизия, которая должна была подойти к Вейдлингу еще накануне, семнадцатого, только что прибыла. Контрнаступлению, запланированному для этой дивизии, не суждено было состояться: дивизия прибыла как раз в тот момент, когда пора было отступать.
Казалось, неудачи преследуют Вейдлинга. Когда мощные танковые колонны Жукова хлынули с плато, среди наиболее пострадавших соединений оказалось то, что больше всего тревожило Хейнрици: 9-я парашютная дивизия Геринга. Уже деморализованные в сражении на высотах, парашютисты Геринга ударились в панику и бросились врассыпную, когда русские танки, стреляя из башенных пушек, ворвались на их позиции. Полковник Ганс Оскар Велерман, новый командующий артиллерией Вейдлинга, прибывший в тот день, когда русские начали форсирование Одера, видел все случившееся своими глазами. Повсюду солдаты бежали, как сумасшедшие, вспоминал он. Даже когда Велерман выхватил пистолет, парашютисты не остановились. Командир дивизии, «совершенно одинокий и абсолютно подавленный бегством своих людей, пытался удержать и собрать тех, кого еще можно было вернуть». В конце концов безрассудное бегство было остановлено, однако столь восхваляемые Герингом парашютисты остались, по словам Велермана, «угрозой исходу всего сражения». Что касается Хейнрици, то, услышав эти новости, он немедленно позвонил Герингу в Каринхалле и едко заявил: «Я должен кое-что сообщить вам. Эти ваши войска, что сражались при Кассино, эти ваши знаменитые парашютисты… ну, они разбежались».
Хотя Вейдлинг отчаянно пытался сдержать наступление русской бронетехники, фронт 56-го корпуса трещал по швам. Начальник штаба Вейдлинга, подполковник Теодор фон Дуффинг увидел, что русские «начинают теснить нас, применяя ужасное давление маневром, похожим на подкову, — бьют нас с обеих сторон и все больше окружают».
Корпус также подвергался безжалостной бомбежке с воздуха: фон Дуффингу пришлось прятаться в укрытии тридцать раз за четыре часа. Советская тактика клещей вынудила Вейдлинга дважды эвакуировать штаб начиная с полудня. В результате он потерял связь со штабом Буссе.
К ночи Вейдлинг оказался в освещенном свечами подвале в Вальдзиверсдорфе северо-западнее Мюнхеберга. Там ему пришлось принимать гостя: министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа, потрясенного и полного дурных предчувствий. «Он выжидающе смотрел на нас тревожными, печальными глазами, — вспоминал Велерман, — а когда услышал правду о положении 56-го корпуса, казалось, совсем сломался». Неуверенно, хриплым тихим голосом, министр иностранных дел задал несколько вопросов и вскоре уехал. Велерман и остальные члены штаба надеялись, что фон Риббентроп «скажет, что начались переговоры с англичанами и американцами, и даст нам надежду в наш последний час». Риббентроп уехал, не сказав ничего подобного.
Вслед за министром иностранных дел объявился однорукий 32-летний руководитель гитлерюгенда Артур Аксман. Молодежь, объявил Аксман, готова сражаться и уже защищает дороги в тылу 56-го корпуса. Реакция Вейдлинга на это заявление была вовсе не такой, какую ожидал Аксман. Как вспоминал Велерман, Вейдлинг так разъярился, что на мгновение даже потерял дар речи, а потом, «используя нецензурные выражения», раскритиковал план Аксмана. «Вы не смеете приносить в жертву детей ради уже проигранного дела, — в гневе воскликнул он. — Я не позволю использовать их и требую немедленно отменить приказ, посылающий детей в бой». Низенький, толстый Аксман поспешно дал Вейдлингу слово аннулировать этот приказ.
* * *
Если приказ и был аннулирован, новая директива так и не достигла сотен мальчишек, членов гитлерюгенда, защищавших подступы к городу. Они остались на позициях, и в следующие сорок восемь часов по ним прокатился вал русского наступления. Вилли Фельдхайм и 130 подростков его роты бежали сломя голову и в конце концов остановились в каком-то бункере. Для Вилли дело кончилось тем, что во время затишья, измученный страхом, он растянулся на скамейке и заснул. Несколько часов спустя он проснулся со странным ощущением какой-то неправильности и услышал голос: «Интересно, что случилось? Так тихо». Мальчишки высыпали из бункера и увидели «фантастическую, неправдоподобную сцену, похожую на старую картину наполеоновских войн. Сияло солнце, повсюду валялись трупы. Дома лежали в руинах. Догорали разбитые и брошенные автомобили. Самыми страшными были мертвецы. Горы мертвецов. А рядом с ними их винтовки и фаустпатроны. Безумная картина. И тогда мы поняли, что остались совсем одни».
Они проспали всю атаку.
* * *
Напряжение в Берлине нарастало с каждым часом. Малочисленные войска генерала Реймана, защищавшие внешний обвод, были предупреждены, что сигнал «Клаузевиц», кодовое слово, обозначавшее штурм города, может быть дан в любой момент. По отчаянным мерам, предпринимаемым для защиты столицы, берлинцы поняли, что момент истины близок. Среди прочего, начали полностью перекрывать баррикадами главные автомагистрали и улицы.
Даже Геббельс не мог дольше игнорировать угрозу штурма. Министерство пропаганды разразилось истерическим потоком новостей и призывов. Официальная газета нацистской партии «Вёлькишер беобахтер» объявила о форсировании Одера Красной армией: «Нас ждет новое тяжелое испытание, может быть тяжелейшее из всех. Каждый квадратный метр территории, за которую придется сражаться врагу, каждый советский танк, который подобьет фольксштурмовец или член гитлерюгенда, сегодня важнее, чем в любой другой момент этой войны. Лозунг дня: «Стисните зубы! Деритесь как дьяволы! Не отдавайте без боя ни крошки земли! Решительный час требует последнего величайшего усилия!» Берлинцев предупредили, что русские уже решили судьбу жителей города. Тех, кто не будет убит на баррикадах, заявил Геббельс, ликвидируют «депортацией на рабский труд».
Днем 18 апреля генерал Рейман получил из имперской канцелярии приказ, позже подтвержденный личным телефонным звонком Геббельса: «9-я армия запросила все имеющиеся в наличии войска, включая фольксштурм, для укрепления второй линии обороны». Другими словами, город лишали последних защитников ради внешней обороны. Рейман был в шоке, но поспешно собрал десять батальонов фольксштурма и полк противовоздушной обороны из гвардейской дивизии «Великая Германия». После долгих поисков реквизировали пеструю коллекцию средств передвижения, и войско двинулось на восток. Наблюдая за их уходом, Рейман повернулся к посланцу Геббельса и сердито сказал: «Передайте Геббельсу, что все возможности защиты столицы рейха исчерпаны. Берлинцы беззащитны».
