— Отчего ты так решил?
— Сам же сказывал, Андрей Васильевич, земли вампирские ныне султану османскому принадлежат.
— Это верно, — кивнул Зверев, — Трансильвания и Венгрия до самой Вены сейчас у турок. Но в то время, когда князь Гостомысл нашего колдуна, Белурга, в землю закатывал, про османов никто и слыхом не слыхивал, в проектах их не имелось. В тех местах еще Византия православная правила. Так что вряд ли некромант успел с ними так быстро снюхаться. Да и Владимир Старицкий не с басурманами родине изменяет, а с ляхами безбожными.
— Тогда откель эти твари взялись, всадники ночные?
— Коли Дракула смог с темными силами сговориться, вампиром стать — то почему бы и колдуну древнему не знать этой тайны? Скорее всего, уговорил он кого-то от души отказаться в обмен на вечную жизнь и власть. Когда предатель в католики переметнулся, сюда его послал. А чуть позже — и нас по тому же следу. Знал, чего творит. Вампиризм — это зараза еще та… Огребли мы, дядька, его стараниями, полную меру. Как живы остались, до сих пор не понимаю. Видать, есть Бог на свете… Однако долго что-то Изя не возвращается. Не иначе, пастухи сбежали, и он табун караулит. Илья, иди следом. Гоните лошадей сюда, запрягайте. Все равно скоро рассвет. Спать этой ночью у нас уже не получится.
Усадьба догорала. Огненный смерч осел до высоты примерно третьего этажа, все строения опустились, потеряли форму, превратились в угли. В этом аду не могло уцелеть ничего — ни живое, ни мертвое. Что до путников, то теперь главной их заботой стало добраться с перегруженным обозом до Великих Лук. Холопы запрягали лошадей, выводили каждую повозку на дорогу, приматывали вожжи к задку уже снаряженной телеги, возвращались за очередной… Три десятка подвод — работа изрядная и не быстрая. Когда Илья повел под уздцы где-то уже двадцатого конягу, колеса смогли провернуться от силы на пол-оборота — а снизу раздался истошный вопль. Холопы кинулись на помощь — и выволокли купца Семена Чекалина собственной персоной. Коротышка, держась за ногу, выл и катался по траве:
— Уби-и-или! Задавили, изверги-и! Ногу сло-ма-а-али!
— Вот это да, — присел рядом Андрей. — А ты, родной, откуда взялся? Ты же в усадьбе сгорел!
— И сгорел бы, кабы не окно открытое, — с обидой ответил купец. — Бросили меня. Бросили одного. Знаете, каково мне там было одному в темноте? Все лампады погасли, под столом все гудит. Вам хорошо, вы убежали. А я?
Мужчины дружно захохотали, толкая друг друга локтями в бок:
— Да уж, самая страшная доля Чекалину досталось.
— Да! — гордо повторил купец. — Как дымом запахло, огонь появился, я выглянул, окно увидел, в него выскочил, за ворота выбежал и под телеги спрятался. Вы знаете, что тут творилось? Нет, вы не знаете!
— Пахом, у нас лубки есть?
— Прости, княже, не брал. Но сие лекарство с любой липы содрать можно… — Дядька присел возле пострадавшего, быстрыми движениями опытного костоправа прощупал ногу: — Нет перелома, Андрей Васильевич. Видать, придавило просто. Положим на возок, за пару дней пройдет.
— Тогда уж на передний. Пусть дорогу показывает.
— Сделаем, княже. Изя, подсоби!
В путь обоз двинулся еще до рассвета, хотя небо было уже совсем не таким темным, как ночью. В этот раз князь Сакульский скакал не первым, а позади всех, следя, чтобы не отстали телеги и не отбился от табуна какой-нибудь хитрый мерин.
— Если мы опять заблудимся, барахло придется бросать, — вслух решил он. — Не управиться нам с таким караваном вчетвером. Пару дней помучиться еще можно, но если к тому времени не доберемся… Всего мира в карман не запихаешь, придется проявить скромность.
Впрочем, Андрея все равно никто не слышал. Обоз медленно тащился по узкой грунтовке, с трудом протискивающейся через лиственные леса — час за часом, верста за верстой. Где-то через час после рассвета путники миновали тихую пустынную деревню. Незадолго до полудня — еще одну. Судьба их жителей была ясна как божий день. Слишком близко располагались эти селения к усадьбе боярина Калединова, слишком много было слуг в его неживой свите.
Затем на несколько часов дорога утохгула в сосновом бору, и лишь перед закатом снова выбралась на широкий луг. Когда же табун потрусил вдоль полей, Зверев не утерпел и помчался вперед, обгоняя длинную гусеницу из тяжело нагруженных телег. От первого возка стали видны дома какого-то поселения, на краю которого суетились люди, тут и там вспыхивал и тут же угасал огонь. Князь повернул Аргамака туда, дал ему шпоры и вскоре оказался рядом с румяной девицей лет семнадцати с торчащими из-под платка длинными рыжими косами. Девица тянула на плече холщовый засаленный тюфяк, набитый то ли сеном, то ли соломой.
— День добрый, красавица! — придержав скакуна, поехал рядом с нею Андрей. — Куда матрас свой несешь? Из дома, что ли, выгнали?
— Куда все, туда и я несу! — рассмеялась, как шутке, девушка. — Вона, наши у оврага собрались.
— Вы что, под открытым небом ночевать собрались?
— Смешной ты, красный молодец, — опять рассмеялась красотка. — Крапивин день сегодня, али забыл? На Руси во всех краях люди постели свои жгут. От лихоманки, чахотки, крапивницы огонь сей помогает. А коли пять раз успеешь через свой тюфяк прыгнуть, покуда прогорит, то пять желаний до листопада исполнится. Хочешь, молодец, на любовь твою загадаю?
— Боюсь, прыгнуть не успею…
— Странен ты, ей-богу, мил человек. Чтобы желание исполнилось, не через чужую, через свою постель прыгать надобно! — Она тряхнула головой, поправила косы. — Однако же красен ты, молодец. Не купец, а прямо боярин знатный. Может, мне на твою любовь загадать, пока сердечко свободно?
— Гадай, — разрешил Зверев. — Тут и узнаем, верна ли твоя примета. Коли сбудется, вернусь обязательно. Ты вот что скажи. До Великих Лук отсюда далеко?
— Да уж не близко, молодец. Верст двадцать, не менее.
— Ясно. Спасибо на добром слове, красавица… — Князь отвернул к обозу, пустил Аргамака вскачь и поравнялся с Пахомом, что катился на задней повозке: — Дядька, что такое Крапивин день, ты знаешь?
— А как же, Андрей Васильевич! Селяне в день сей постели свои старые жгут и на будущее гадают. Мне, веришь ли, ни разу в жизни попрыгать через постель не довелось. То в походе случалось быть, то тюфячка свого не имел…
— Не грусти, Пахом. Наше будущее я тебе и так предскажу. Двадцать верст нам всего до города осталось. Значит, завтра к закату до усадьбы отцовской доберемся. Милостив к нам с тобой Господь, дядька. Ни Белург не одолел, ни вампиры, ни огонь… Похоже, только медные трубы на нас не опробовали.
Имя предателя
Перегруженный обоз ковылял со скоростью черепахи, а потому дозорные в усадьбе Василия Лисьина успели заметить его чуть не за четверть часа до того, как головная повозка остановилась перед распахнутыми настежь воротами. Боярин встретил сына за порогом, крепко обнял, пригладил его голову:
