— Не знаю, давно его не встречал.
— Зато я его видел недавно в «Захи». Передает тебе, Вилли, привет, — сказал Новаковский.
Вилли опустился на подставленный кельнером стул. «Интересная компания, ничего не скажешь! Новаковский, кажется, был на фронте вместе с Ремом. Фронтовые друзья. Он и Гитлера должен знать» — подумал Вилли.
— За приятную встречу, — Рем поднял бокал и сделал глоток.
Потом всем своим грузным телом он повернулся к соседнему столу, где, наклонившись над телефонным аппаратом и прикрыв рукою рот, чтобы разговор не был слышен, сидел четвертый из их компании. Вилли не было видно его лица; он заметил только широкую спину, туго обтянутую коричневым сукном и прорезанную наискось ремнем портупеи.
— Довольно болтать, Карл! — крикнул Рем. — Ни за что не поверю, что ты способен уделять столько внимания делам!
Он взял из вазы апельсин и бросил его в спину сидящего у телефона. Тот наконец положил трубку и подошел к столу. Вилли сразу его узнал: Карл Эрнст, группенфюрер СА, молодой, самоуверенный и на этот раз совершенно трезвый. Эрнст молча взял бокал и отпил несколько глотков. Потом поставил его на стол. Движения его были четкие и быстрые. Он не произносил ни слова и даже, когда Новаковский представил ему Вилли, он только лишь молча кивнул.
— Мой друг, Карл Эрнст, — сказал Рем с улыбкой, глядя на своего любимца. — Наверное, слышали?
— Еще бы! — в тон ему ответил Вилли. — Кто в полиции не знает командира бранденбургских штурмовиков!
Вилли опасался, как бы его глаза не выдали того, что он думает о Карле Эрнсте и его собутыльниках и потому, опустил взгляд. Новаковский подумал, что Вилли смущен пребыванием в такой компании.
— Ты все тот же, — улыбнулся он. — По прежнему подозреваемые, шпионы. Да? Знаете ли вы, господа, что из таких людей, как Леман, Геринг создает новую организацию — тайную политическую полицию?
— Не произноси при мне этого имени! — проворчал Рем.
— Между вами пробежала черная кошка?
— Между нами стоит нечто более страшное, — произнес Рем. — Нам двоим нет места в этом мире!
Вилли понял, что Рем был здорово пьян. Сверкая злыми глазами, он стукнул кулаком по столу.
— Скоро, очень скоро мы покажем фюреру, чего стоит этот его дружок!
— Перестань, — сказал Хайнес, но Рем не обратил на него никакого внимания. Его понесло.
— Есть только один пут к спасению превращение моих молодцов в постоянную армию. Я не собираюсь становиться картонным плясуном в руках толстого Германа! — На пылающем лице Рема все ярче выступали шрамы. — Гитлер стал презирать своих старых товарищей. Еще бы! Он прекрасно знает, чего я хочу. Дайте нам только новую армию, с новыми генералами! Да, именно так, с новыми генералами! Верно я говорю, Эдмунд?
Хайнес молча кивнул.
А Рем, прихлебнув из бокала, продолжал:
— Все, что Адольф знает о войне, он получил от меня. Сам он — штатский болтун. Настоящий австрияк, черт бы его побрал! Ему нравится торчать на троне и править со своей «священной горы». А мы что должны сидеть сложа лапы?
Хайнес положил руку на плече Рема:
— Замолчишь ты наконец?!
Но тот не унимался:
— Честное слово, мертвый Адольф принес бы нашему делу больше пользы, чем живой… Как Хорст Вессель,
[19]
точно!
— Если ты не замолчишь, я отправлю тебя спать, понял? — прошипел Хайнес.
Рем запустил пятерню в вазу со льдом, где лежали гроздья винограда, и сжал их так, что брызги разлетелись по всему столу.
Вилли понял, что нужно уходить, пока пьяный Рем не затеял какой-нибудь скандал. Он поднялся:
— Кажется, мне пора. Спасибо за Компанию!
Рем вскинул на него воспаленные глаза:
— Тебе есть куда спешить! А я должен чего-то ждать, потому что старые куклы из рейхсвера считают ниже своего достоинства подавать мне руку!
— У тебя больное самолюбие, — отводя глаза, пробормотал Карл Эрнст.
— …При поступлении моих ребят в рейхсвер им даже не засчитывают заработанные у меня нашивки. Как будто не штурмовики сделали Адольфа тем, что он есть! А теперь, видите ли, нашлись моралисты, нашептавшие ему: «Рему пора укоротить руки».
— Какое тебе дело до их морали? — спросил Карл Эрнст.
Рем молча оглядел собеседников и несмотря на опьянение, уверенно, не пролив ни капли, снова наполнил бокалы.
— Когда люди начинают лопотать о морали, — проговорил он, — это означает, что им ничего более остроумного не приходит в голову. Я горжусь, что в моих казармах пахнет не потом, а кровью. Ты знаешь, что они придумали? Распустить моих молодцов в годовой отпуск? Если враги тешат себя мыслью, что штурмовики вовсе не вернутся из отпуска, то мы заставим их разочароваться! Это вы все скоро увидите! — и он уставился мутными глазами на Новаковского.
— Новаковский, иди служить ко мне! Не пожалеешь! — Хрип, похожий на рыдание вырвался из его груди. — Если бы ты знал, как мне нужны надежные люди!
При этих словах у него потекли по липу пьяные слезы. И, словно это послужило сигналом, за его стулом мгновенно выросла фигура штурмовика. Он подхватил Рема под руки и, напрягая силы, чтобы удержать равновесие, повел его из ресторана.
За ними вышел и Вилли: времени оставалось в обрез. Сунув покупку под мышку, он поднял воротник плаща и двинулся к условленному месту, где его должен был взять в автомашину Клесмет. Поравнявшись с нею, Вилли быстро сел на заднее сиденье и поздоровался с Клесметом. Тот ответил и, с удивлением взглянув на Лемана, спросил: — У вас взволнованный вид. Что случилось?
Вилли постарался успокоить куратора, но Клесмет настаивал:
— Да, да, я же вижу. Вас что-то взволновало!
— Право же, Карл, — с некоторым смущением пробормотал Вилли, — это вам так показалось. Впрочем, думаю, что вы сейчас очень удивитесь.
— Чему же?
— Я только что был в компании Эрнста Рема и его дружков.
— Ого! — отреагировал удивленный Клесмет. — Как это вам удалось?
— Я потом расскажу. Давайте сначала обсудим наши дела.
Некоторое время они ехали молча. Клесмет посмотрел на часы и сказал:
— Вам будет интересно послушать одну радиопередачу.
— Что-нибудь особенное? — спросил Вилли без большого интереса.
— Новости из Москвы.
— Если вам интересно… Я ведь не знаю языка.
— Мы услышим на немецком.
