Собственно, без официального в каждом случае письменного запроса, Кламрот не имел права сообщать гестапо какие-либо сведения. Однако, Леман не раз помогал ему, и не только информацией службы наружного наблюдения, с чем у военных были проблемы. В свою очередь, абвер старался всячески идти гестаповцам навстречу.
Леман намеревался при содействии обер-лейтенанта собрать сведения о некоторых интересующих его лицах, в том числе и о конструкторе Зандберге. И еще ему хотелось посмотреть дела на задержанных в последние недели в той части Германии, где был расположен объект в Пенемюнде.
Как назло в этот поздний час в кабинете, в особняке на набережной Тирпицуфер, где находилась штаб-квартира, кроме самом обер-лейтенанта, находилось его начальство, незнакомый Леману, невысокого роста, худощавый, с продолговатым, красным, обветренным лицом, капитан первого ранга. Леман представился и вынужден был в двух словах упомянуть, что интересуется материалами по Пенемюнде.
Услышав это, капитан первого ранга поднялся и расхаживая по кабинету, негромким голосом произнес целую речь. Смысл ее состоял в том, что Пенемюнде занозой сидит в военном министерстве и у них нет ни сил ни возможностей эффективно его обслуживать. Все, что там делается, напрямую касается армии, все крайне секретно, и это не может не беспокоить абвер, а что же касается жизни прилегающего района, безопасность местных жителей, то нам, мол, нет до них никакого дела.
Он говорил негромко, но с пафосом, словно читал лекцию. При этом он обращался к Леману так, словно тот был, по крайней мере шефом полиции безопасности и при желании ему ничего не стоило выделить потребные, силы для оперативного обслуживания района.
Леман многое мог бы ему объяснить, но по опыту он знал, что противоречить в таких ситуациях — пустая трата времени.
К тому же он плохо себя чувствовал: боли в пояснице усиливались с каждым часом. Моряк рассуждал, а Леман сидел передним в кресле, делая вид, что внимательно его слушает, и даже согласно кивал головой; в одном месте, заметив улыбку на лице Кламрота, он тоже улыбнулся. Более всего он боялся, что забудется, хоть на мгновение, потеряет над собой контроль и свалится.
Наконец моряк умолк и, сопровождаемый обер-лейтенантом, отправился в свой кабинет. Леман тоже двинулся за ними, лихорадочно придумывая предлог, чтобы отозвать обер-лейтенанта в сторону и переговорить.
Внизу, извинившись перед начальством, Кламрот отлучился в помещение, где сидел дежурный по управлению.
Леман вошел следом и, прикрыв за собою дверь, без обиняков сказал, что ему нужно посмотреть материалы по Пенемюнде.
— Откройте ему кабинет, — приказал обер-лейтенант дежурному. — И передайте унтерофицеру Герке пусть покажет господину Леману необходимые ему материалы!.. Извини, Вилли — начальство, это наш новый руководитель Канарис.
[31]
Немного погодя Леман сидел в чьем-то пустом прокуренном кабинете и при ярком свете настольной лампы просматривал наблюдательное дело на секретный объект Пенемюнде.
В протоколах значились весьма стереотипные вопросы по поводу различных мелких происшествий, акты испытаний новой техники, копии стенограмм различных совещаний в дирекции и заключения комиссий по поводу чрезвычайных происшествий во время испытаний.
Никаких серьезных сигналов на конструкторов, в том числе и на Зандберга, там не было.
Через час, он уже был у себя, в кабинете на Принц-Альбрехтштрассе, и ждал, пока его соединят с квартирой начальника отдела Пацовски.
Он звонил, чтобы доложить о результатах расследования по делу исчезновения Зандберга и его саботажа, в тайной надежде, что в отделе могли быть получены какие-то новые данные, о которых ему пока еще неизвестно.
В трубке послышался негромкий голос начальника отдела. Леман стал докладывать о результатах поездки и своем визите в абвер. Во всем этом не было ничего значительного, но Пацовски слушал внимательно, не перебивая, лишь изредка уточнял детали, и Леман уже понял — ничего нового в отделе нет. В заключение Вилли высказал мнение, что Зандберг не виновен, все вокруг него — недоразумение, и что его нужно освободить.
— Подготовьте рапорт о результатах расследования на мое имя, — приказал начальник, когда Вилли закончил. — Отдельно подготовьте записку с предложением освободить Зандберга на три месяца, до окончания расследования. Все документы оставьте в канцелярии. Действуйте! — И он положил трубку. Рабочий день уже миновал, когда Леман, закончив отчет, зашел в канцелярию. В кабинете никого не было, Генрих Шумахер, сотрудник регистратуры, видимо, отлучился куда-то по своим делам, и Вилли решил его не дожидаться, а оставить документы в папке для входящей почты.
Подойдя к столу и отыскав эту папку. Леман открыл ее и тут же наткнулся глазами на сообщение контрразведывательной службы Геринга на имя начальника отдела о том, что в шпионаже подозревается некий Эрих Такке. Быстро пробежав глазами сообщение, Вилли понял, что за Такке ведется наблюдение и что его подозревают в принадлежности к советской разведке. Еще раз пробежав сообщение, он постарался запомнить адрес и другие приметы Такке.
«Оставлять мои документы в папке нельзя, — подумал Вилли. — Если начнется расследование, могут догадаться, что я читал это сообщение. Тогда он положил свои рапорта на рабочий стол Шумахера, чиркнул ему записку с просьбой провести их регистрацию и вышел из кабинета.
Минут тридцать спустя, Леман покинул управление. Неспешным шагом он направился в метро, обдумывая на ходу свои предстоящие действия. Прежде всего необходимо было осторожно провериться, нет ли слежки. Сделать это было несложно: в прошлом он сам работал в службе наружного наблюдения и хорошо знал все ее приемы.
Убедившись, что «хвоста» нет, он вошел в телефонную будку, набрал номер, который Ярослав дал ему для экстренной связи и условной фразой сообщил, что на следующий день он вызывает его на экстренную встречу.
Теперь можно было возвращаться домой.
Когда он наконец добрался к себе, Маргарет уже спала. Тем не менее она быстро поднялась и стала суетиться у плиты, подогревая ужин. Вилли снял верхнюю одежду, умылся и устало присел на стул за кухонным столом. Он чувствовал, что эти частые командировки ему уже просто не по силам.
— Направляют в командировки по пустяковый делам, — с раздражением сказал он, медленно пережевывая пищу, и вдруг замолчал на полуслове. По лицу пробежала болезненная гримаса.
— Тебе плохо? — встревожилась Маргарет.
— Прилечь бы — тихо прошептал он.
— Сюда, ложись пожалуйста, на диван… Может приготовить грелку?
— Не надо. Дай только мои лекарства, воды и чем-нибудь накрыться потеплее.
