Все увеличивающиеся строгости на работе также нервируют его и каждый раз он просит нас быть осторожными.
На этом фоне невозможно наладить получение ежедневных сводок гестапо. Сводка приходит одна на отдел, выносить ее опасно и это можно делать лишь изредка. Договорились, что Брайтенбах будет делать из них выписки.
Месячные сводки гестапо также получить невозможно, так как они направляются начальнику отдела по списку и хранятся у него.
Отдельно к этому письму прилагаю список сотрудников гестапо по отделам со всеми изменениями.
Из беседы со своим коллегой, который ссылается на Вурма, Шнеемана, стало известно, что эти люди говорят о неизбежности войны с Польшей, Англией и Францией…
Годовой обзор гестапо Брайтенбах постарается достать. Нужно дождаться отъезда Шеера и тогда, имея ключи, можно будет взять его.
То, что он нервничает, это не значит, что он трусит. Последнее время он прихварывал, обстановка действительно ужасно серьезная и натянутая, так что неудивительно, что он нервничает.
В связи с предстоящим моим отъездом, Брайтенбах переходит на связь с квартирой Клеменс. Туда в конвертах он будет приносить материалы для дальнейшей пересылки Монголом.
Не расценивайте это так, что это может отразиться на его желании работать на нас. Он делает и сделает все, что сможет. Но сейчас он не может много записывать, как он делал это раньше. Стало строже все и все всего боятся. Он простой смертный и побаивается вместе со всеми. Это отрыжка, общей обстановки и она не отразится на качестве его работы.
Добывать документы сейчас сложно, но я уверен, раз он обещал годовой отчет, он его обязательно принесет.
Для вашего сведения сообщаю, что в служебном кабинете Брайтенбах работает не один. Он пробовал под разными предлогами выставить соседа, но пока это не получается.
Бетти.»
И еще одно письмо в центр от 21 февраля 1937 года:
«Тов. Алексею, Москва.
Завтра я уезжаю. Клеменс мною проинструктирована. Опыт у нее есть. Она нами использовалась, как фотограф нелегальной резидентуры. Она очень серьезный, осмотрительный, добросовестный человек, а если принять во внимание, что Брайтенбах также аккуратен и осторожен, то можно быть уверенным, что все пойдет хорошо.
Клеменс не будет знать ничего о Брайтенбахе, о содержании его конвертов. Однако существует одно «но»: Брайтенбах может принести документы, которые Клеменс должна будет сфотографировать и сразу вернуть. Конечно Клеменс будет видеть, что она фотографирует. Но я уверен, что она не будет специально интересоваться, так как она к этому приучена, и, потом, у нее просто не будет для этого времени.
Когда Брайтенбах спросил, может ли он туда приносить документы для фотографирования, я сказал «да», так как не хотел показать Брайтенбаху, что мы не вполне доверяем человеку, с которым его связываем, с одной стороны, а с другой — не желал расхолаживать Брайтенбаха по части документов, которыми он нас в последнее время не жалует.
Документы будут сниматься в присутствии Брайтенбаха без первой страницы, где обычно указывается название учреждения Клеменс хороший фотограф и доверять ей можно. Брайтенбах будет посещать Клеменс раз в десять-двенадцать дней, а также срочно, если это будет вызываться обстоятельствами. Писать ему сообщения на папиросной бумаге чернилами длинно и трудно.
Связь Брайтенбаха с Клеменс налажена, следует лишь предупредить об осторожности связника из легальной резидентуры Эрвина, который будет забирать у нее документы.
Бетти».
Положив перо, Зарубин задумался: все ли предусмотрено? Телеграмма из Цента, предлагающая ему свернуть работу резидентуры и прибыть в Москву, врасплох его не застала. В последнее время немцы стали усиленно интересоваться его личностью и Леман об этом своевременно его предупредил.
Действительно, присутствие гестапо стало ощущаться на каждом шагу. Контрразведчики завербовав Глаусберга и секретаршу. Арестовали по подозрению в связи с коммунистами садовника. При организации встреч с источниками приходилось применять массу уловок, чтобы оторваться от наблюдения. Долго так продолжаться не могло. Поэтому взвесив все обстоятельства, Центр принял решение отозвать 3арубина.
Трудно было согласиться вот так, сразу, свести на нет многолетние усилия. Впрочем, не исключалось, что еще можно будет вернуться.
Огромным усилием воли Бетти заставил себя выполнить этот приказ, поскольку понимал: — без строжайшей дисциплины разведка существовать не может. Последние дни как никогда, приходилось много работать: необходимо было аккуратно подготовить «к переводу в Женеву» представительство фирмы и провести последнюю встречу с Брайтенбахом.
В назначенное время Зарубин прибыл к месту встречи. Задняя дверца бесшумно открылась, и Леман сел в машину, Зарубин начал набирать скорость. Покрутившись по городу минут двадцать и убедившись — «хвоста нет» — Бетти выбрал тихое место и остановился.
Леман достал из кармана шпаргалку.
— В вашу фирму по закупке оружия в Гааге внедрены агенты абвера, — бесстрастно начал он. «Это фирма Кривицкого
[33]
» — подумал Зарубин. — Абверовцы подсовывают покупателям оружие с дефектами. Кроме Гааги, абвер установил ряд подобных фирм в других городах Европы.
— Понятно, — кивнул головой Зарубин.
— Абвер нашел подходы к группе Вольвебера
[34]
» в Копенгагене, — продолжил Леман. — Кроме того, военная разведка приобретает агентов в среде белых эмигрантов в Париже и внедряет их в интернациональные бригады в Испании. Вот список части этих агентов, — он протянул Зарубину мелко исписанный лист бумаги.
— Нет, не все. Ярослав, ты чем-то взволнован? — улыбнулся Леман. Зарубин промолчал.
Гестапо арестовало Гизелу фон Пельниц, — продолжил Вилли. — Она неоднократно посещала советское торговое представительство. Ее подозревают в передаче русским секретной информации. На допросах Пельниц держится мужественно, все обвинения отвергает.
