Люси рассказала по каким вопросам собрана информация, что посещать ее квартиру сейчас стало опасно, поэтому они встречаются накоротке, чаще всего в метро. Вилли передает ей свои записки, а она разбирает их сама дома.
— Пока я буду в госпитале, вам придется вести записи и где-то их надежно прятать. Записи делай шифром и жди меня. Боюсь, что скоро меня уже не будут спрашивать, согласен я на операцию или нет.
— Вы полагаете, что вас могут оперировать в ближайшие дни? — спросила Люси.
— Думаю, что да. Мне действительно очень тяжело: вот и сейчас, по правде говоря, я еле стою.
— Почему же вы мне раньше об этом не сказали? Я вас, наверное, замучила своими разговорами, — забеспокоилась она.
— Да нет, Люси! Я рад тебя видеть и поговорить. Увидимся ли еще когда-нибудь? — вырвалось у Агаянца.
— Ну что вы! Уверена, что все закончится благополучно! — она, как могла, пыталась его приободрить.
— Дай-то бог! Запомни, Люси, если со мной что-то случиться, уезжай в Париж. Оттуда сообщи свой адрес в Швейцарию. До свидания! — и он нетвердой походкой, не оборачиваясь, направился к входу в госпиталь.
Через несколько дней она встретилась с Вилли, и они решили на время встречи прекратить, пока положение не прояснится.
А еще через неделю она получила письмо. Вскрыв конверт, она прочла записку: «Уважаемая госпожа! Господин Агаянц попросил меня написать вам в случае неблагоприятного исхода операции. К сожалению, случилось худшее: господин Агаянц умер на операционном столе от потери крови. У него случилось прободение язвы. Врачи удивлялись: как он терпел? От него никто не слышал ни одного стона. А боли в таких случаях бывают невыносимыми. Прискорбно, что так случилось, очень сожалеем об утрате. Медсестра Марта Любек. 25 апреля 1939 года».
Потрясенная, Люси читала и перечитывала записку, и строки расплывались в ее затуманенных слезами глазах. «Вот и еще один верный друг ушел из моей жизни — думала она. Перед глазами, как живой стоял Александр, невысокий, черненький, с усиками — типичный француз. Очень сдержанный, он никогда не жаловался, и она даже не догадывалась, что он так серьезно болен.
Вечером, Люси связалась по телефону с Леманом, а еще через несколько дней они встретились, чтобы проститься. Она уезжала в Париж.
— Он умер на операционном столе от потери крови. Мы виделись с ним незадолго до его смерти. Не представляю, как я буду без тебя? — Люси была растеряна и не пыталась этого скрывать. Она привыкла, что Вилли где-то рядом и с ним чувствовала себя уверенной и сильной.
— Но могло ведь так случиться, что ты работала бы без меня с самого начала. Собственно говоря, так оно и было, ты работала с другими товарищами.
— Я так расстроена, — чуть слышно прошептала Люси.
— Все будет хорошо! Ты же умница и сильная женщина. Все будет хорошо.
— Я выезжаю в Париж и там, возможно, меня разыщет связник…
— Надо полагать…
— А если он не появится? Что делать тогда?
— Видимо, тебе для начала надо попытаться устроиться куда-нибудь на работу. Смелее смотри в будущее, будь решительней! В Германии ведь тоже все начиналось на пустом месте, не было связи. Постепенно жизнь наладится и там.
— Буду стараться, господин! — но возможности бодро отрапортовала она.
— Ну, вот так-то лучше. Не знаю, Люси, увидимся ли мы еще. Поэтому я должен тебе сказать: ты замечательная женщина! Береги себя!
Люси растрогалась, в глазах предательски заблестели слезы. Они много общались, но ни разу не позволили себе произнести ласковые слова.
— Позволь, я тебя поцелую, Вилли! — сказала Люси и обняв его за плечи, крепко поцеловала.
— Хоть на прощанье поцеловались! — усмехнулся он.
— Да, мой дорогой, только на прощанье! Такая, у нас с тобой судьба!
Она повернулась, взяла свой чемодан и стала подыматься в вагон.
Вилли не оборачиваясь медленно пошел по перрону к выходу из вокзала. Нескладно все получилось, размышлял он. В такое тревожное, полное событий время, он лишился связи с русскими, причем по совершенно непонятным причинам. Он был так удручен этим обстоятельством, что его настроение заметил даже бестолковый Хиппе.
— Ты не должен унывать, Вилли. Я понимаю шеф был порядочным человеком, но его ведь не вернешь!
Хиппе решил, что причиной подавленного настроения Лемана был внезапный перевод на другую работу начальника их отделения.
Недавно шеф третьего отдела Бест предложил Леману возглавить советское отделение. Но Вилли отказался. Связь с советской разведкой прервалась, перспективы были туманными и ему не хотелось уходить со спокойного места, где все было хорошо знакомо.
Настроение его было плохое, он тосковал и, не зная куда себя деть, решил наведаться к Флорентине. Может там он избавится от тревоги, которая так его изматывала, что он впрямь боялся, что может сойти с ума.
Он тотчас поехал к ней. Ходил по ее уютной квартире, толковал о предстоящей войне с Польшей и выражал надежду, что может теперь Гитлер наконец угомонится. Вдруг он умолк и после короткой паузы, даже не сознавая, что говорит вслух, сказал:
— Доживу ли я до этого?
Флорентина взглянула на него с изумлением:
— Что с тобой?
— Что будет через две недели? Кто знает? И что будет с нами?
Она видела, что он расстроен и никак не могла понять, в чем дело.
— Да что с тобой, Вилли? — опять спросила она.
— Ничего, ничего, — пробормотал он, — просто глупая шутка. Не обращай внимание, просто я, наверное, переутомился!
А сам подумал: «Так продолжаться не может. Если я сошел с ума, то по крайней мере, другие не должны этого замечать. Выдуманные страхи. Это пройдет. Надо взять себя в руки и сдерживаться, пока все не пройдет!»
Он не даром беспокоился. Еще двадцать первого марта Гитлер приказал Риббентропу еще раз повторить польскому послу Липскому предложения, которые тот уже слышал. Более того, райх гарантирует целостность Польского государства; Германия и Польша будут совместно владеть территорией нынешней Советской Украины. От Варшавы же требуется согласие на проведение по северным территориям экстерриториальной дороги, которая соединит райх с вольным городом Данцигом.
Однако польский министр иностранных дел Юзеф Бек был достаточно умен, чтобы поверить обещаниям фюрера. Пока Польша окружена двумя равно враждебными ей государствами — Германией и СССР, которые терпеть не могут друг друга, вступать ей с кем то из них в союз все равно, что брататься с удавом. Польша не войдет ни в какие коалиции, где присутствуют немцы или русские. Напрасно английский лорд Галифакс предлагает Беку создать коалицию из Англии, Франции, СССР и Польши. Напрасно Гитлер предлагает Польше союз.
Просьба фюрера была отвергнута.
