Пока развьючивали оленей, ставили палатку, пришло время связи. На душе неспокойно. Неужели беда?
В палатке горит свеча. В тишине четко отдаются торопливые удары ключа. У всех на лицах ожидание.
-- Плоткин у микрофона, -- слышится знакомый голос.
-- Здравствуйте, Рафаил Маркович. Мы только что пришли к Сипотенко. Что у вас случилось?
-- Вчера из Министерства госконтроля прибыли два ревизора, просят вас в штаб.
-- Ну, это легче. Надо было им приехать на месяц позже, мы бы закончили обследование Маи, а теперь придется отложить эту работу на неопределенное время, -- не без досады говорю я.
-- Завтра вышлю за вами самолет, сообщите погоду. Уже ночь. Тайга не спит, затаилась в своих думах. Долго сидим у костра.
-- А как же теперь с Маей? -- спрашивает Трофим. -- Василий и Улукиткан будут ждать.
-- Сейчас трудно решить. Пусть все останется так, как задумано. Ты с Кучумом пока поживешь здесь, а я должен лететь.
Вдруг подумалось: неужели придется кого-то посылать на Маю? И при мысли, что мы не попадем туда, что кому-то другому достанется счастье первому проплыть но ней, становится не по себе.
Мы с Владимиром Афанасьевичем на всю ночь забираемся ко мне в полог: никто не предполагал, что мое посещение продлится всего лишь полсуток. А у начальника партии накопилось много технических и хозяйственных вопросов, требующих неотложного решения. Да и мне необходимо просмотреть законченный полевой материал, уточнить план на будущее. Но решать все вопросы так сразу, за один присест, невозможно.
...Слабый рассвет уже сочится сквозь ситцевую стену полога. Из поредевшей тьмы встает знакомая тайга.
-- Пора, Владимир Афанасьевич, кончать, а то, чего доброго, еще поссоримся. Я увижусь с Хетагуровым, с Плоткиным и по всем неразрешенным вопросам договорюсь с ними.
-- Когда же это будет? -- сокрушенно спрашивает он.
-- Дня через два.
-- Если не пришлете дополнительно двоих наблюдателей, план не выполним.
-- Попробуйте не выполнить! Вы же знаете, что экспедиция из-за длительных пожаров не выполняет план наблюдений. Отстает топография, можем сорвать выпуск карт. Где же мы возьмем вам дополнительные подразделения? Думаю, всем руководящим работникам придется через месяц, а то и раньше, вспомнить былое -- встать за инструменты. Так не лучше ли сейчас уже подумать, как это сделать. И чем раньше вы выбросите из головы мысль о помощи со стороны, тем лучше для вас!
-- Но ведь не хватает людей!
-- Знаю, но лишних нет и у нас, а дальше их не будет хватать и вовсе. Более того, я должен предупредить вас, в случае, если мне не придется в скором времени вернуться сюда, вы перебросите подразделение Лебедева на обследование Маи.
-- И Лебедева?! -- Его маленькие глаза зло округлились. -- Да его теперь и днем с огнем не сыскать!
-- Вот я и боюсь, что поссоримся. Считайте, что вы предупреждены о Лебедеве, и хватит на этот раз. Смотрите, какое утро, как хорошо жить на земле, стоит ли расстраиваться по пустякам?
-- Хорошие пустяки! С тебя снимают последнюю рубашку, а ты должен улыбаться и радоваться рассвету.
-- Перепел, слышите? Бьет-то как звонко! -- кричу я обрадованно, хватая Владимира Афанасьевича за плечи.
Он осторожно высвобождается из моих рук, выбирается из-под полога и, уходя к себе, бросает сердито:
-- Уж лучше бы и не приезжали!
Утро ясное, прохладное. Под перекатом в улове полощутся сиги. Я забираюсь в спальный мешок с желанием уснуть. А перепел бьет страстно, громко:
"Пить пойдем... пить пойдем..."
Нет, не уснуть! Как попал он сюда, так далеко от привычных ему мест? Случайно или тут, на скупой и холодной земле, его родина? Он тревожит во мне давно забытые воспоминания о далеком Кавказе, возвращает меня в юность. Вижу гору Шахан, где когда-то давно клал по лугам острой косою ряды тучных трав, где утрами будил меня вот такой же звонкий перепелиный бой, где я, конопатый паренек, бродил с собакой и ружьем по полям и предгорьям. Как далеко я ушел, и еще не окончен поход!..
Так и уснул я с мечтой о Кавказе, а перепел бил, но все реже и реже...
Сквозь сон я слышал, как радист давал погоду, как прибежали из тайги к дымокурам олени, как кто-то хвалился пойманным тайменем, но проснуться не мог.
...Ждем самолет. С собою, кроме карабина, ничего не беру. Надеюсь скоро вернуться. Кучум настороженно следит за сборами. Он, кажется, догадывается, что я собираюсь в поход один, и награждает меня недружелюбным взглядом.
За завтраком Сипотенко снова возвращается к ночному разговору.
-- Не отбирайте Лебедева, кто будет доделывать его работу?
-- Кого вы предлагаете послать на Маю?
-- Сам поеду.
-- А наблюдения за вас будет делать медведь?
-- Людей не даете, придется обращаться за помощью к нему.
-- Запомните: все, что связано с наблюдениями, решайте своими силами, запасные инструменты пришлем.
-- Ну, а если опять поднимутся пожары?
-- Относительно пожаров я должен вам сказать прямо: мы одни здесь во всей округе и, к сожалению, плохо обращаемся с огнем, вот и расплачиваемся за это.
-- Не совсем так, -- возражает он.
-- Самолет на подходе! -- кричит радист из палатки.
Машина с гулом надвигается на стоянку, разворачивается, осторожно, с какой-то опаской, касается гальки.
Мотор глохнет. Распахиваются двери, и на сходнях самолета появляется Михаил Михайлович Куций.
-- Миша! -- кричу я, стаскивая его с трала. -- Каким ветром тебя занесло к нам?
-- После расскажу, дай обнять Трофима! А-а... Владимир Афанасьевич, здравствуй! Прибыл в твое распоряжение, с инструментом для наблюдений.
У того широко распахиваются веки.
-- На наблюдения?! Вот это здорово! . .
-- Взял отпуск, выбрал инструмент и прикатил. Любо или не любо -принимай! Отстаете же вы, дьяволы, с планом, ну как тут вытерпеть, не помочь своим!
-- Ай, какой же ты молодец, Миша! Вижу, семнадцать лет, прожитые вместе в экспедиции, не пропали даром для тебя, помнишь наши хорошие традиции -- не бросать товарища в беде.
-- Значит, я остаюсь у Владимира Афанасьевича?
-- Твое право выбирать, тут уж я ни при чем.
-- Выгружай инструменты! -- кричит обрадованный Сипотенко и сам лезет в самолет.
-- Ты, Владимир Афанасьевич, не слишком радуйся! Ведь у меня отпуск месяц, на многое не рассчитывай! -- кричит ему вслед Михаил Михайлович.
-- Нет уж, коли приехал помогать, так засучивай рукава! -- говорю я ему.
