— Ранее мы ходили зимой, по Волге. Там от берега до берега по десятку телег рядом катиться могут, и еще для конницы место остается. Ныне же лето на дворе. Лесная Нижегородская дорога узка, ею только путники пользуются, что налегке идут.
— Беда за бедой, — прошелся от стены до стены Иоанн. — Что скажешь, Алексей Федорович?
— Надобно было не здесь рати сбирать, а возле Васильсурска, — ответил боярин Адашев. — Там порубежье, быстрее бы до Казани добрались.
— Да, как же, мечты, — презрительно фыркнул Зверев. — Половина обозов на дороге перед Сурой бы застряла, другая половина — за ней. Никакой войны не надо, армии целый год из затора вылезать придется.
— Охолонь, — вскинул указательный палец государь. — Давай, Андрей Васильевич, сказывай. Ведь придумал что-то, по глазам вижу.
— Мыслю я так, — присел на край стола князь. — Прежде всего, припасы людей ратных в бой не пойдут, лошади им не нужны. А кроме того, большую часть своего добра бояре назад не повезут, съедят во время похода. Посему я предлагаю сделать так. Все суда, что ныне в Москве имеются, для нужд царских задержать, а войску повелеть ту еду, что с собой припасли, на ладьи погрузить. При себе пусть малую толику оставят, только на переход. По человечку от отряда на каждый корабль отправить, дабы потом запасы не перепутались, да пусть и плывет это добро своим ходом. Обозы разом на две трети короче окажутся. Под Казанью, в Свияжске у меня запасы изрядные — если где задержка случится, голодать ратникам не придется, накормлю.
— Ладная мысль. — Иоанн ткнул пальцем в сторону Адашева. Тот взял из стопки бумаги чистый лист.
— Скорость у нас у всех разная. Татары быстрые, кованая рать медленная, обоз вообще как черепаха ползет. Посему по короткой приволжской дороге обоз с ратным снаряжением предлагаю пустить. Черемисы нам преданы, грабить не станут. Хотя некое прикрытие, конечно, пригодится.
— А рати?
— Кованая рать, боярское ополчение, пусть через Муром идет, за Алатырь к Свияге и по ней вниз. Крюк получится, но обоз все едино обгонят и почти вместе доберутся. Татары же легкоконные пусть по большому кругу, через Колычев, Рязань и Саранск скачут. У Суры, мыслю, аккурат вместе с кованой ратью окажутся.
— Нешто по обычной дороге добраться нельзя, — недовольно пробурчал Адашев.
— Нельзя, Алексей Федорович, нельзя, — подмигнул дьяку Андрей. — Рать ныне у нас не обычная. Не двадцать тысяч ратников в поход собрали, а все сто двадцать! Привычным путем такой мощи и не пройти.
— Сто пятьдесят, — скромно поправил Зверева Иоанн. — Ханы чувашские Магмет Бозубов и Ахкубек Тогаев и князь Шептах мне гонцов прислали: идут они со мною на Казань, десять тысяч ратных с собою приведут. Князь кабардинский Темрюк Айдаров десять тысяч ведет, вотяки тоже будут воевать. Князь Еникей Тенниевич Кугушев и мордовский мурза Дивей тоже десять тысяч приведут.
— Всем миром, стало быть, язву древнюю станем вычищать, — кивнул Зверев. — Это хорошо, коли вместе. Общая победа на века останется.
— Ногайцев в Казани тоже немало, тридцать тысяч, — напомнил Иоанн, — да еще столько же изменников татарских к ним примкнуло.
— Глаза боятся, руки делают, — пожал плечами Андрей. — Управимся.
— Твои бы слова да Богу в уши, — вздохнул царь. — Алексей Федорович! Чтобы ладьи грузить, ратники не нужны. Пусть обозы свои разделят — что плыть должно, а что в возках ехать, — да и трогаются во имя Господа. Надеюсь, одного дня им на то хватит. Хану Шиг-Алею передай мое повеление послезавтра сниматься да через Рязань и Саранск двигаться. Князь Воротынский тогда же пусть полки Большой, Правой и Левой руки к Мурому ведет. Вотякам доверяю обоз охранять. Записал? Сам же еще пару дней бояр отставших дожидаться стану да опосля опричную тысячу лично в поход поведу. Сбирайся в путь, Андрей Васильевич. Через четыре дни выступаем.
Еще четыре дня! Когда месяц назад князь Сакульский на рысях мчался из своего дворца в Кремль, он едва рассчитывал, что у него день в запасе. Думал, царь укажет на Казань и даст команду: «Фас!».
Как бы не так. Команда, хотя и прозвучала, растянулась на несколько недель, словно в потрепанном кинопроекторе застряла пленка. Пахом не то что конюшню успел возле дворца выстроить, но и высокий хлев с сеновалом, свинарник и заготовить дров на не близкую еще зиму. Не сам, конечно — строителей нанимали, дрова покупали. Дядька только следил да помогал иногда с холопами. Не бока же в людской пролеживать? Тренироваться постоянно тоже невозможно — человек он не железный.
«Хоть пивка с друзьями выпить, пока их воеводы из Москвы не увели? — подумал Андрей, спускаясь по ступеням великокняжеского дворца. — Когда теперь еще встретимся? — И сам же себе ответил: — Под Казанью».
Первые два вечера он убил, просидев с боярами за потрепанной, но, как прежде, дорогой братчиной. На третий день двор боярина Кошкина опустел, и князь, распрощавшись с дьяком Разбойного приказа, отправился к себе. После долгого праздника хотелось покоя. Предупредив Пахома, чтобы завтра тот был готов выступить в поход, князь поднялся к себе в светелку — и замер, обнаружив на постели спящего иноземца.
— Барон Тюрго? — хлопнул он по плечу чересчур развязного гостя. — Какими судьбами? Неужели пришло время очередной получки?
— Андрей Васильевич? — Шведский поверенный сел, мотнул головой, протер глаза. — Простите, забылся. Ваш слуга пустил меня еще три дня тому, но вы все не возвращались.
— Поражен вашим терпением, барон, — кивнул Зверев. — Видать, вам очень хочется со мною побеседовать.
— Да, это очень важно, — кивнул гость. — От этого зависит судьба Московии, и вы единственный, кому я могу открыть опасность. Вокруг вашего государя так много предателей, что, подойди я не к тому воеводе, меня вполне могли уничтожить вместе с моей тайной. Подозреваю, есть немало негодяев, которые сделают все, дабы не допустить до царя мое известие. Вам я верю, князь. Вы с поразительной искренностью печетесь о делах сей страны, словно вы здесь государь, а не один из слуг.
— Я думаю, с комплиментами достаточно, — не выдержал Зверев.
— Да, простите, Андрей Васильевич. Я волнуюсь. Вы уверены, что нас никто не слышит?
— Я абсолютно уверен в верности всех, кто находится в этом доме, барон. Говорите.
— Да, конечно… Итак… Я ведь сказывал вам год назад, Андрей Васильевич, что страны европейские не допустят возвышения русского, не дадут Москве одолеть Казань и присовокупить к своим владениям.
— Я помню, барон.
— Разумеется, я оказался прав. Священная империя и Оттоманская порта заключили перемирие. Ныне у султана развязаны руки, он смог отвести янычар от Вены и Венеции, он получил золото испанских евреев в обмен на разрешение им свободно селиться в землях империи и оборотил свой взгляд сюда, на север. Еврейское золото превратилось в мечи изменников, что согласились сражаться с русскими на казанских стенах.
— Я уже слышал про это, барон.
