Он провел ладонью над огнем, собрал дым и сдул его с ладони.
— Коли ты, облачко малое, послушно, так и большим послушными быть.
— И что теперь? — спросил Иван Григорьевич.
— Теперь завтрак. — Андрей подобрал крестик, поцеловал, повесил обратно на шею и перекрестился. — А можно по кубку меда татарского выпить, что мы позавчера в остроге взяли, да на солнышко греться пойти.
— Какое солнышко?! Там льет, как из ведра!
— Уверен, Иван Григорьевич? Коли так — пойдем, глянем.
Бояре вместе откинули полог, шагнули на улицу. На небе, розовея в утренних лучах, расползались по сторонам кудрявые чистые облака.
— Ты… Ты… — Дьяк Выродков порывисто обнял Андрея и быстрым шагом двинулся к Арскому полю.
— Надеюсь, за это он меня хвалить Иоанну не станет, — задумчиво пробормотал Зверев. — Пахом, коли будут меня спрашивать — лежу я больной после раны. Бок чего-то тянет. Ходить, и то тяжело. Авось, за пару дней мир без меня не рухнет.
Расслабиться удалось всего на несколько часов. После обеда в юрту примчался боярин Выродков и пожаловался, что дождь начался снова. Андрей, благо нужные травы и перья имелись, тучи разогнал. Но ненадолго — к вечеру небо над Казанью опять обложило тучами, хлынул все тот же убийственный проливной дождь. Зверев вновь занялся ворожбой, ливень прекратил — однако же утро вместо теплого солнышка одарило осаждающих небесной хлябью.
— Собирайся, князь, чего покажу, — заглянул в юрту Иван Григорьевич. — Вчера на турах у Ногайских ворот наряд заметил. Часто выходили, от смерды и пригляделись. Как распогоживаться начинает, так зараз и появляются. Там как раз вроде светлеет.
Андрей поднялся. Броню надевать не стал — к боку было не прикоснуться. Накинул шелковую, приятно холодящую рубаху, сверху — ферязь. За спину перебросил бердыш. Но далеко идти не пришлось. Едва бояре спустились к Бурлаку, боярин Выродков указал на городскую стену:
— Смотри, они уже здесь.
Между Ногайской и Речной башнями, на краю стены собралось шесть или семь старух с распущенными волосами. Они трясли над краем грязные тряпки, махали руками, разевали рты — что кричали, слышно не было. Но явно старались. Небо, на котором местами имелись белые пятна, пропускающие свет, быстро сплотилось, потемнело, вниз посыпались крупные дождевые капли.
— Вот, трах-тибидох, — сплюнул князь. — Теперь понятно, почему у меня ничего не получается. Что я расчистить успеваю, эти ведьмы тут же портят. Так мы до морозов будем из пустого в порожнее переливать. Нужно что-нибудь придумывать… Зеркало, зеркало… Нет, тут зеркала нигде не найти. Придется выкручиваться чем попроще. Можжевельником, рябиной, полынью.
— Ты о чем, княже?
— Порчу на меня станут наводить, Иван Григорьевич. Надо заранее о защите позаботиться. Не то поздно будет.
— Рази от порчи защита какая имеется?
— Забудь, Иван Григорьевич, не бери в голову, — отмахнулся Зверев. — Это моя морока.
— Кабы твоя, княже. А мне как же башню строить, коли ее с места сдвинуть нельзя?
— Будет, будет тебе дорога, боярин, не беспокойся. Доделывай. А я… Я пока попытаюсь придумать, как с ведьмами старыми поступить.
— На тебя надеюсь, Андрей Васильевич, — кивнул царский дьяк. — Когда мне за ответом подходить?
— Я сам подойду, Иван Григорьевич, сам, — покачал головой Зверев. — Через пару дней.
Служилые люди разошлись, и князь Сакульский вернулся к юрте, возле полога предупредил Пахома:
— Ко мне никого не впускай. Скажи, что болен. Подумать мне нужно. И отдохнуть.
Подбросив несколько толстых ветвей хвороста в очаг, князь вытянулся на застеленном медвежьей шкурой ложе, закинул руки за голову и закрыл глаза, прикидывая, что можно сделать, дабы избавиться от ногайских ведьм.
Самый простой и надежный способ избавиться от колдуна — это крепко-накрепко связать чародея, обложить хворостом и запалить со всех сторон. К сожалению, заманить его на эту процедуру так просто обычно не удается. Все другие методы, в свою очередь, тоже связаны с магией. Навести порчу, подослать лихоманку, высосать силы, отравить или сглазить.
Беда в том, что против всякого рода сглазов и порч существуют защиты. Защита в виде отражения, стекла или зеркала. От заклятий и лихоманок помогают заговоренные линии, амулеты и обереги. Самый простой оберег — это ветка полыни или можжевельника, которые не подпускают к человеку порчу и лихоманку. Или сушеная ветка рябины, что впитывает в себя сглазы и заклинания. Впитывает настолько надежно, что вместе с нею заговоры можно вернуть обратно колдуну, сотворившему проклятие.
Разумеется, супротив защиты имеются методы ее пробивания или обмана, но…
Но ведьмы не просто озаботились защитой, необходимой любому участнику тяжелой войны, — они еще и находились далеко от Зверева, за деревянной стеной, во враждебном городе. К их дому не подойдешь, поклада не подбросишь, в гости не попросишься, серебром защиту не спалишь. Он даже не знал, где эти ведьмы живут! Как же от них в таких условиях избавиться?
— Нельзя… Нельзя, княже… Настрого хозяин запретил!
— Ничто, холоп! Я такие вести принесу — мертвого на ноги поставят!
В юрту с шумом ввалился князь Горбатый-Шуйский в сопровождении еще двух бояр в дорогих, наведенных серебром доспехах, отстранил мужественно сторожившего вход Пахома и прошел мимо очага к постели. Зверев, смирившись с неизбежным, поднялся навстречу и позволил воеводе крепко себя обнять.
— Герой! Истинный воин, Андрей Васильевич! Горжусь знакомством нашим и о сем знании немедля с государем поделюсь! Достоин, достоин награды, коей я не поделиться не могу! Каков! — оглянулся на скромную свиту князь. — Как он с ловкостью завидной един в половину дня стену острога басурманского взломал! Вельми великий воин, Андрей Васильевич, ты, хоть и юн на диво. Твоим одним ударом мы дорогу себе открыли и уделы разорили вражьи на сто пятьдесят верст в полосу![] Невольников почти двадцать тысяч мы отпустили, стада коровьи, табуны и отары взяли без счета, а иной добычи и назвать не могу. Посему решено воеводами нашими поклониться тебе за победу двумя с половиной сотнями коров и тремя сотнями коней, дабы неблагодарностью черной мы с боярами себя не запятнали. Выздоравливай, Андрей Васильевич, нижайший тебе поклон. Помни, что отныне для каждого из нас ты первейший друг.
— Благодарствую, бояре, — пролепетал Андрей. — За слова добрые низкий вам поклон и за долю богатую благодарность…
— Ныне к государю с докладом, — поклонился воевода. — Прости, гостеприимства твоего испытать не можем. Спешим…
Гости исчезли так же стремительно, как и появились, оставив Зверева в состоянии легкого смятения. Двести пятьдесят коров! Триста лошадей! Что теперь со всем этим делать?!
— Пахо-ом! Дядька, сюда иди! Этому ты меня почему-то не учил.
