— Значит, говоришь, люб я князю Старицкому? — переспросил Зверев. — Что же он тогда три года тому назад меня на Волхове убить пытался?
— Убить? — осеклась княгиня, переглянулась с боярами. Один подбежал, что-то ей быстро прошептал. — А-а… Про ту историю в Новгороде ведомо. Тати обычные сие оказались, изловили их всех и повесили на месте.
— Это радует. Да вот еще один из сподвижников Старицких платой за свою службу мою голову запросил. Как с этим быть?
— Пустой навет. — На этот раз Ефросинья Федоровна не удосужилась даже посоветоваться. — Готова на кресте поклясться, что государь избранный Владимир Андреевич ничем ни тебе, ни роду твоему вредить не станет!
— А я клянусь, княгиня, что, если государь умрет, я твоему сыну в тот же день голову сверну, и никакой Белург его от меня защитить не сможет! — Зверев развернулся и направился к выходу.
— Постой, Андрей Васильевич, — загородил ему путь боярин, всего пару минут назад наливавший вино. — Дозволь узнать, что у тебя в сумке?
— Узнай, Афанасий Семенович, — улыбнулся Зверев и выхватил саблю. — Как только она станет твоей добычей, можешь делать с ней все, что пожелаешь.
Прочие мужчины тоже сверкнули клинками, но княгиня решительно бросилась вперед:
— Стойте! Не допущу крови у смертного одра племянника своего.
Похоже, только она и сообразила: стоит зазвенеть стали — и внутрь немедленно вломится вся свита князя Сакульского.
— Отойдите. Отойдите все к трону, — потребовал Зверев. — Если не хотите, чтобы я вышел отсюда с мечом в руке.
— Ступайте за стол, — приказала княгиня Старицкая.
Бояре послушались, и Андрей спрятал клинок.
— Рад был познакомиться, господа.
— Мы еще увидимся, — пообещал Афанасий Семенович.
— Ничуть не сомневаюсь, — подмигнул ему Зверев и вышел наружу.
Тут же ему в руку впились тонкие сильные пальцы.
— Как вас тут не хватало, князь!
— Барон Тюрго? Ты-то тут откуда, друг любезный?
— Где же я еще могу быть в сих обстоятельствах, князь?! — изумился шведский посланник. — Судьба королевства висит на волоске!
— Боже мой, Швеция-то тут при чем? — не понял Андрей. — Нет, не отвечай, барон. Давай сперва найдем более спокойный уголок.
Всем отрядом мужчины вернулись в тихую гостиную палату, и князь Сакульский повернулся к посланнику.
— Надеюсь, ты прольешь мне хоть какой-то свет на происходящее, барон. Я всего час в городе и не понимаю почти ничего.
— Великий государь Иоанн Васильевич при смерти, — начал загибать пальцы Ральф Тюрго. — Он слег уже почти неделю назад, внезапно, от горячки.
— Знаю я эту горячку, — недовольно буркнул Зверев. — Извини, барон, продолжай.
— Князь Старицкий вместе со своей матерью принялись склонять бояр, знатных и служилых людей супротив законного наследника. Одним они дают золото, обещания и чужие земли, других осаждают угрозами, третьих одолевают лестью и обманом. Многие на то поддались и готовы Владимира Андреевича на царствие кричать. Государь же ваш в духовной на царевича Дмитрия указал и еще до смерти своей потребовал от дворян, чтобы тому на верность присягнули. Однако же князь Старицкий с сотоварищи прямо над ложем скорбным лай устроили, младенцу присягать отказались и о старшинстве споры учинили. Ан иные бояре клятву все же принесли. Государь уж причастился, все округ последнего его дыхания ждут, свара великая над троном опустевшим грядет. Есть иные люди, что Юрия желают на царствие крикнуть, многие за Дмитрия готовы головы класть, у князя Старицкого изрядно куплено сторонников… — Посланник перевел дух и продолжил: — Между тем доподлинно мне известно, что у князя Старицкого договор давний имеется с польским троном, по которому он, на стол Московский взойдя, Новгородские и Псковские земли Польше отписать поклялся. Знать новгородская вроде в том его сторону держит, а Псков и не спрашивал никто. Все едино без помощи Руси един он долго не устоит. За ту клятву, грамотой собственноручно подтвержденную, он от царства Польского не первый год золото в числе изрядном получает, советчиков и иную помощь.
— Можно ли верить словам твоим, иноземец? — зарычал боярин Лисьин. — О родиче царском сказываешь!
— На том и боль моя, боярин. Коли Польша Псковом и Новгородом прирастет, то при силе таковой она одна на берегах Балтики владычествовать пожелает. А сие есть неизбежная страшная война ляхов и Шведского королевства моего. Посему для польского трона ныне крайне важно именно Владимира Андреевича в цари русские продвинуть, ради сего он и золотом, и силой ратной князю Старицкому помочь готов. На какие еще деньги, вы думаете, любовь он служилого люда покупает? Короне же Шведской любой исход приятен, окромя князя Старицкого. Но пуще всего нам бы хотелось сохранения власти нынешней, что величия для Руси не на западе, а на востоке ищет. Другим державам ни Старицкий, ни вы с сотоварищи, Андрей Васильевич, не интересны. Им бы хотелось смуту на всех русских землях учинить и страну вашу тем всемерно ослабить. Посему, коли есть нужда в помощи какой, смело мне сказывайте, Андрей Васильевич. Жакет последний с себя сниму, но для вас все сделаю.
— Русские и шведы — братья навек, — сделал негромкий вывод Зверев.
— Ja, ja! — тут же обрадовался барон. — Дружба! Наши народы обречены на вечную дружбу!
— Значит, так, — прикусил губу Андрей. — Жакет мне твой не нужен, барон. Нужно… Нужно мне найти боярина Кошкина. Коли ты тут все время вертишься, должен знать, где он находится.
— Знаю! — согласно кивнул Ральф Тюрго. — Возле опочивальни государевой. Токмо туда не попасть. Польские сторонники ваших не пускают, и ваши — польских.
— Ч-черт! — зачесал в затылке Зверев. — Та-ак… А избранная тысяча где?
— Здесь все опричники, в Кремле все собраны, до последней капли крови биться намерены. Но вот за кого — не ведаю. Вроде как боярин Кошкин их в тысячу отсеивал. Однако же опосля немало и иных храбрых мужей в тысячу записано было. И слушаются они ужо токмо государя… Или ближних советников его.
— Вот проклятие! — скрипнул зубами князь. — Что за время? Ни на кого положиться нельзя!
— Золото — страшное оружие, Андрей Васильевич. Иной раз сильнее копья и картечи разит. А золота ныне король польский в битву не один пуд кинул. Две армии снарядить можно, пяти армий такая сила стоит. Всего несколько дней — и ужо почти все супротив самих себя готовы сражаться.
— А выбора все равно нет. Ищем ратников из избранной тысячи, отец. Сотню боярина Поливанова. На него теперь последняя надежда.
Константин Дмитриевич нашелся в харчевне за торговыми рядами. О том, где его искать, сотник предупредил бояр, стороживших Разрядный приказ. Сам боярин был суров — даже веснушки казались строгими и серьезными, — одет в кольчугу панцирного плетения. Рыжие волосы исчезли, бритую голову укрывала мягкая тафья, расшитая бисерными крестиками. Ратник неторопливо ел гречневую кашу с изюмом и салом, а положенная на стол сабля отпугивала от него прочих посетителей.
