В пути князь то приходил в себя и пытался подняться и что-то сказать, то впадал в глубокое забытье. В крепости Бярма к нему привели лекарей и кудесников, они стали перевязывать его многочисленные раны и смазывать их мазями, поить травами, однако он, не приходя в сознание, умер и был сожжен на большом костре, как предписывали вековые обычаи.
Разгром новгородского войска был полным. Пешая рать была истреблена наполовину, остальные сумели разбежаться по лесам. Меньшие потери оказались у дружины. Спас ее своим хладнокровием и умелым руководством тысяцкий Ратибор. Перестроив ряды, он внезапными нападениями не дал норманнам окружить себя, а потом отвел воинов к лесу, где зарвавшиеся скандинавы сами чуть не стали жертвой своей горячности; Ратибор незаметно провел несколько отрядов глухой чащей леса и ударил по растянувшимся по дороге и потерявшим строй норманнам; тем в спешке и со многими потерями пришлось отступить. После этого дружина организованно отошла от места сражения.
VII
Сюкора объезжал поле битвы. Он был доволен ее исходом. Наконец-то удалось отомстить гордым новгородским князьям: Гостомысла заманил в западню и продал в рабство, а войско Буривого уничтожил, самого его или погубил, или надолго вывел из строя: своими глазами видел, как тот был повержен с коня. Таков он, Сюкора, и другим быть не может: с детства не прощает обид, нанесенных кем-либо, и за каждое оскорбление стремится отомстить. Мстил всем обидчикам, порой выжидая неделями, месяцами, годами, притворялся добрым и великодушным, был льстивым и угодливым, любезным и незлобивым, а затем подлавливал удобный случай и наносил неожиданный, но верный удар. Потому что за несправедливость люди должны платить, за унижение и подлость отвечать. И Сюкора точно и неуклонно следовал этому правилу. И в отношении новгородских князей разве он не прав? Зачем надо было Гостомыслу лезть к его девушке Млаве? Разве он не знал, что у него, Сюкоры, к ней большое чувство, что он полюбил ее? Разве это честно – отбивать у другого любимую? Вот и поплатился... А как простить Буривому, на полгода заключившему его в плен, пусть условный, пусть почетный, но все-таки плен? Разве может забыть он, Сюкора, как просыпался ежедневно в проклятом дворце новгородского князя с единственной мыслью: вырваться на свободу и расплатиться с обидчиком?.. И Сюкора так хитро расставил сети, что одним выстрелом убил сразу двух зайцев: с помощью нужного человека договорился с норманнами, которые похитили Гостомысла, а потом связался с ярлом Вилибальдом Живодером и обещал ему военную помощь против новгородских войск. За это норманнский военачальник посулил ему Новгород с прилегающими землями, себе ярл оставил город Ладогу; оттуда намеревался он наладить разбойничьи походы в страну драгоценных мехов, расположенную по рекам Двине и Каме. О ней много были наслышаны в Скандинавии, в нее через льды Ледовитого океана пытались пробиться викинги на ладьях-драккарах. Но это было слишком опасным плаванием, свирепые штормы и торосы льдов губили храбрые и отчаянные отряды, лишь единичные из них достигали цели и благополучно возвращались. Гораздо легче и безопасней идти по рекам и озерам; начинался путь в старинном городе Ладоге, поэтому-то и не позарился Вилибальд Живодер на стольный город Новгород, а выбрал древнюю Ладогу.
А вот и он сам, Вилибальд Живодер, направляется к нему в окружении телохранителей.
– С победой тебя, князь племени эстов! – приветствовал он Сюкору.
Был он высок ростом, худощав, на красивом лице выделялись синего цвета лучистые ласковые глаза; глядя в них, никак не подумаешь, что этот человек отличался исключительной жестокостью, за что и получил прозвище «Живодер».
– И тебя тоже, – ответил Сюкора, важно слез с коня и направился к ярлу.
Тот легко соскочил на землю; они обнялись.
– Положено, князь, отпраздновать нашу победу. Прошу проследовать со мной к месту пиршества.
На то место, где недавно разыгралось сражение, воины выкатили бочки с пивом и вином, разожгли костры, на которых жарили туши баранов и кабанов, в больших котлах варили мясо и рыбу, раскладывали караваи хлеба.
Для ярла Вилибальда и князя Сюкоры расстелили ковер, уставили его питьем и яствами. Широким жестом ярл пригласил своего союзника занять место рядом с ним. Начались взаимные поздравления, тосты за победу, клятвы в верной дружбе.
Когда Вилибальд достаточно захмелел, Сюкора подступил к самому важному.
– Буривой повержен, войско его разгромлено, – сказал он, наклонившись к уху норманна. – Надо как можно быстрее претворить в жизнь наш замысел, великодушный ярл.
– Какие замыслы? Какие могут быть разговоры, кроме нашей блестящей победы? – выкрикивал разгоряченный хмельным Вилибальд. – Пей, князь, пей вволю! Эй, слуги, почему у князя пустой рог? Налейте ему заморского вина, пусть увидит, насколько щедр его собрат по оружию, ярл Вилибальд Живодер!
Сюкора выпил из наполненного до краев рога и снова подступил к норманну. Сказал вкрадчиво:
– Дело сделано, победу мы одержали. Но теперь надо воспользоваться ее плодами. И немедленно, чтобы новгородцы не опомнились и не организовали сопротивления. Надумал я завтра утром выступить в направлении Новгорода и захватить его своими силами. А тебе, ярл, я бы посоветовал также побыстрее направиться к Ладоге и взять ее на щит...
– Какая Ладога, какой щит? – повернул к нему сухое лицо Вилибальд; если лица других краснели от выпитого, то у ярла оно становилось бледным и напряженным, а глаза подозрительными и жестокими. – И с чего ты взял, что я должен идти на Ладогу? Мы вместе пойдем и на Ладогу, и на Новгород, подчиним себе и станем властвовать.
– Но, ярл, мы же договаривались...
– Как мы могли договариваться с тобой, если видимся впервые?
– Через твоих людей, – слабо возражал Сюкора.
– Э, мало ли чего наобещают мои подчиненные? С них и спрашивай. Только сам я захватываю Ладогу и вместе с твоими войсками устанавливаю власть в Новгороде. Мы вместе будем владеть новгородскими землями!
Сюкора вдруг почувствовал, как в груди у него возник холодный шарик. Сначала он был маленьким, едва заметным, но быстро разрастался и постепенно заполнил всю грудь; ему стало трудно дышать. Так было с ним, когда его кто-то обманывал, наносил обиду или так или иначе покушался на его личность. С тех пор шарик начинал жить в нем постоянно, напоминая о себе, требовал, чтобы он, Сюкора, думал и прикидывал, как можно быстрее и вернее отомстить за содеянное. И сейчас он, отодвинувшись от беззаботно веселившегося Вилибальда, стал прикидывать, как ответить на его обман. А то, что тот нагло и бессовестно провел его, сомнения не было. Что означало его намерение поставить свои войска и в Ладоге, и в Новгороде? Это указывало на то, что он, ярл Вилибальд Живодер, будет единолично властвовать в Ладоге и землях к востоку от нее, а также станет полным хозяином в Новгороде, а ему, Сюкоре, отводится место прислужника, прихлебателя, мальчика на побегушках, помогающего норманнам держать в узде местное население. А он-то мечтал быть владыкой всего прибалтийского края, а потом, укрепившись, продвинуть границы далеко на юг, подчинив малочисленные племена ливов, жмуди, литвы и пруссов.
