И Крутояр с удивлением заметил, в ее глазах появились слезы. Это было последнее, что он помнил, потом наступил мрак, будто он провалился в какую-то бездонную, черную яму…
Очнулся в постели. Как оказался в ней и где находится, он не знал. Над ним склонилось женское лицо, руки гладили его волосы. Он спросил:
– Где я?
– У Жихаря, моего брата. Он оставил тебе свою постель и ушел ночевать к друзьям.
– А как тебя звать?
– Листава. Ты лежи, лежи. Никто не станет мешать твоему сну.
– Ты красивая, – сказал он и снова погрузился в полузабытье. Вроде бы знал, что лежит в постели, находится в избе своего друга, и в то же время ему казалось, что парит над землей, а под ним то волжские воды текут и качают его на своих волнах. То вдруг наваливалась булгарская крепость своими сырыми дубовыми стенами, и ему становилось страшно, и он хватался за руки Листавы. Она была рядом, значит, все будет хорошо и все страхи напрасны.
– Спи, миленький, – говорила она. – В твои годы хорошо спится. Все у тебя впереди, все ясно и чисто. И пусть ни облачка не будет на твоем небосклоне…
Хмель мутил сознание, явь путалась с видениями, и ему уже казалось, что не Листава сидит у его постели, гладит по волосам и говорит ласковые слова, а мама пришла к нему и убаюкивает перед сном…
– Мама, – шепчут губы. – Родная моя…
– Да, в мамы тебе гожусь, стара я стала. Да какая моя старость? Тридцать два года… Одиночество меня состарило. А так хочется, чтобы кто-то был рядом, опереться на чье-то крепкое плечо…
– Мама, мама моя, как я люблю тебя, – шепчет Крутояр и проваливается в глубокий сон.
Утром разбудил его Жихарь.
– Ну и здоров ты спать! – весело проговорил он. – Ты знаешь, сколько сейчас времени?
В раскрытое окно бил столб солнечного света, через отворенную дверь доносилось кудахтанье кур, в избе стоял вкусный запах жареного мяса. Крутояр почувствовал, как от голода засосало в желудке.
– Наверно, много, – неуверенно ответил он. – Позднее утро?
– Полдень! Обедать пора!
– Вот это да! – сказал пораженный Крутояр и стал одеваться. Вспомнил вчерашний вечер, Листаву. Стало стыдно. Надо же было так напиться, что толком и не помнит, как вел себя. Может, натворил чего?.. А кто его раздевал? Наверно, Листава. Наверняка она! Вот стыдоба! Но где же она?
Он стал оглядываться, надеясь увидеть ее в сенях или на дворе. Жихарь, перехватив его взгляд, проговорил:
– Сестра ушла к себе. У нее двое детей, хозяйство. Это я упросил ее поухаживать за нашими ребятами.
Крутояр сел, спросил, не глядя на друга:
– Я вчера… как это?…перебрал, в общем. Ничего не набедокурил?
– Какое! Ты так быстро опьянел, что нам только и оставалось уложить тебя в постель да закрыть одеялом.
– Это – ладно. А то я уж…
– Голова побаливает?
– Нет. Голова в порядке.
– Это хорошо. А я, если переберу вечером, утром без кружки хмельного не могу. Голова раскалывается на части. А ты молодец. Значит, с похмелья болеть не будешь. Везет некоторым!
Жихарь поставил глиняную тарелку жареного мяса с луком, наверное, осталось после вчерашнего пиршества. Принялись за еду.
– Хочется мне прогуляться куда-нибудь еще, – сказал Жихарь, не отрываясь от тарелки. – Душа воли просит! Ложусь спать, а сам в уме перебираю все наши похождения. И вновь хочется кинуться куда-то!
Крутояр хмыкнул что-то неопределенное, но ничего не ответил.
– Персидские берега обшарили, булгар потрепали… Куда бы еще кинуться?
– На хазар не хочется?
– На хазар? Э, нет. Хазария вокруг нас – самое сильное государство. Каган – серьезный правитель. Недаром дань платим. Попробуй только затронуть, не додумаешься, куда спрятаться. Деда своего помнишь? Куда-то в глушь к финнам убежал. А ведь каган только пальчиком пошевелил…
Помолчали.
Наконец Крутояр спросил:
– А Киев?
Жихарь пожал плечами, бросил нехотя:
– Подумаешь, Киев. А что там делать?
– А что делают степняки?
– Этим где бы ни грабить…
– А у Игоря такие богатства спрятаны…
Жихарь – недоверчиво:
– Откуда им быть?
– Слышал, Олег ходил на Царьград?
– Ну и что?
– Императоры дань большую ему дали.
– Когда это было!
– Что-нибудь да осталось.
– Ты так думаешь?
– Сам видел.
– Да ну! Когда это?
Крутояр рассказал про свою поездку в Киев.
Жихарь ненадолго задумался. Сказал:
– А что… Стоило бы Киев тряхнуть!
– Сил у нас маловато…
– Главное – внезапность! Что, у нас разве войско большое было, когда берега персидские разоряли? У персов – ого! – армия преогромная. И с арабами, и с Византией сражается и побеждает, а вот против небольшого, но подвижного отряда она бессильна!
– Так-то оно так…
– Что – так? Перетащим ушкуи с Оки на Десну, а потом ночами, во тьме, под прикрытием берегов подкрадемся к стенам Киева…
– Легко сказать…
– А мы не говорить будем, а делать! Я те места знаю. Прислуживал купцам, тащили волоком суда из Оки через Угру в Десну. Места для волока удобные, ушкуи легкие…
– Можно побольше взять с собой воинов. Подсобят, а потомна границе встанут на всякий случай. Мало ли что, на помощь придут, – неожиданно для себя проговорил Крутояр.
– О! Правильно соображаешь!
– Надо в Киев тайно подослать соглядатая. Пусть извещает, что творится в столице Руси. Как только киевское войско уйдет в какой-то поход, так мы тут как тут!
– Правильно! Немедленно посылай.
Так проговорили они до вечера, обсуждая все новые и новые подробности предстоящего похода.
Вечером в избу Жихаря набились ватажники. Снова пир горой, разговоры, смех, веселье. Крутояр выпил пару кружек вина, захмелел, но разума не терял.
И вдруг увидел Листаву. Она, сложив руки на груди, стояла у двери и смотрела на него. И вновь она показалась ему необычайно красивой, и вновь от нее как будто исходил какой-то необыкновенный, чудесный свет. Он смотрел на нее и не мог оторвать взгляда. Куда-то вдаль ушел шум в доме, он не видел никого вокруг, кроме нее.
Она качнулась стройным телом, оторвалась от косяка двери и, не сводя с него улыбчивого, заманчивого взгляда, двинулась к столу, села напротив него.
– Нальешь мне, князь, хмельного? – воркующим, чарующим голосом спросила она.
