– Конечно, конечно, – заторопился он.
– И себе тоже. Но только немного.
– Да я!.. – хотел похвалиться он, но вспомнил свой вчерашний позор и осекся.
Выпили. По-прежнему он видел только ее, словно в доме они были только вдвоем, и никого вокруг не было.
– Как тебе спалось, князь? Видел ли какие-то сны? – Взгляд ее голубых глаз глубокий, понимающий и всепрощающий. Ей можно говорить все, она поймет правильно, не засмеет, не унизит.
– Провалился, как в глубокую яму. Без снов и кошмаров.
– А мне целую ночь видения снились, – говорила она, ласково глядя ему в глаза. – И музыка в сердце играла. Такая чарующая, проникновенная, словно с небес лилась. Я в слезах вся проснулась…
Потом поглядела куда-то поверх его головы, сказала со вздохом:
– Ну пойду я. Дел дома много.
– А зачем ты приходила?
Она чуть качнулась к нему, улыбнулась краешком губ:
– Тебя повидать.
У него вдруг задрожали руки. Спросил поспешно:
– Можно мне с тобой?
– Нельзя. Пока нельзя.
– А когда будет можно?
– Я сама позову. Ты только жди. Жди, миленький…
Она встала и пошла к двери, словно лебедушкой плыла. Он смотрел ей вслед, и у него дух перехватило, такой она была красивой, такой желанной…
Когда она ушла, ему вдруг стало душно в избе. Он вышел на улицу. За лесом полыхала багровая заря, обнимая полнеба. Видно, к ветру, непогоде. И в душе у него все полыхало, хотелось петь, кричать, а еще больше убежать к ней, пасть к ее ногам и говорить, говорить, как он ее любит, как жить без нее не может…
– А что ж, пойду и упаду, – с решительностью пьяного человека вслух проговорил он и зашагал по улице. Навстречу – Млава. Тонкая, хрупкая, исподлобья глядит на него влюбленными глазами. Вроде бы та же самая, но совсем другая, далекая, холодная, неродная.
Остановились.
– Ты почему не приходишь? – спросила она и капризно поджала губки.
А ему и ответить нечего. Не скажешь же, что не хотелось, что полюбил другую. Но почему не сказать? Очень даже нужно прямо ответить на заданный вопрос.
Однако вымолвил:
– Все некогда было. Ты же знаешь…
– Да, знаю. Соболезную…
Помолчали.
– Проводишь меня?
– Пойдем.
Они пошли рядом. Млава молчала, и ему нечего было сказать. Наконец она медленно, раздумчиво проговорила:
– Какой-то ты странный сегодня. Чужой, холодный. Потому что выпил?
– А тебе противно идти с пьяным?
Он надеялся, что она скажет, что да, неприятно. И тогда он повернется и уйдет, бросив на прощанье что-нибудь такое: раз противно, то и нечего встречаться!
Но она ответила:
– Нет, я соскучилась по тебе. Мы так давно не виделись! Я вся истосковалась…
У него стало муторно на душе. Он чувствовал и понимал, что дурно поступает с девушкой, которая его любит. Наверно, надо было откровенно сказать ей об этом, но у него не хватало сил.
– Некогда мне, – мрачно проговорил он, глядя в сторону. – Дела княжеские навалились, с утра до вечера продыха нет. Да и вообще…
– Я понимаю, я все понимаю! – горячо промолвила она и легонько коснулась пальчиками его руки. – Я потерплю, я потерплю, ты не сомневайся!
И столько искренности, столько любви было в ее голосе, что у него комок в горле встал от жалости к ней, и он решил не поминать Листаву. Придет время, сама все узнает…
– А мы в новый поход собираемся, – вдруг проговорил он неожиданно для себя. – Прибавится бесчисленное множество хлопот. Во все нужно вникнуть, до всего дойти, иначе любой просчет может обернуться большими потерями…
– И куда же вы собираетесь отправиться? – упавшим голосом спросила она.
Он коротко ответил:
– На Русь.
V
Пять лет на южных границах Руси было спокойно. Мадьяры откочевали к Карпатам, печенеги промышляли грабежом за Дунаем. Но в апреле 920 года от дозоров пришла весть, что орда печенегов продвигается к рубежам державы. По всему было видно, что кочевники готовятся к набегу.
Игорь срочно послал гонцов во все племена, стали вооружать ополчение. Открыли склады и амбары с хранившимся на этот случай оружием: мечи, пики, засапожные ножи, щиты, шлемы, кое-кому доставались панцири и кольчуги. Многие вынимали свои припасы. Через десять дней великокняжеская дружина и народное ополчение двинулись на юг. Во главе войска Игорь поставил Свенельда.
Свенельд решил встретить противника на Змиевых валах. Змиевы валы были возведены столетия назад, в период существования начальной Руси, созданной Кием, Щеком и Хоривом. Это было величайшее сооружение, протяженностью несколько сот километров, оно защищало страну от «Змеев Горынычей» – кочевников, несших на Русь пожары и разорение; отсюда и такое название валов – «Змиевы». Несмотря на небольшую высоту, они были серьезной преградой на пути степняков.
Русские воины заняли Змиевы валы, стали ждать противника. Свенельд приказал поставить друг на друга несколько телег, вместе с Игорем взобрались наверх. Степь хорошо просматривалась во все стороны.
Два дня даль была чистой. На третий с утра на самом краю неба началось какое-то движение. Вскоре в голубом мареве стали различимы всадники, их становилось больше и больше, и вот уже вся южная сторона заполнилась конными массами, которые стремительно приближались. Их увидели и русские воины, стали строиться, изготавливаясь к бою.
Был конец апреля, вторую неделю не было дождей, и конница печенегов подняла клубы пыли, сквозь которую трудно было разглядеть, какие подразделения и в каком направлении готовят удар. Хан не стал давать своим воинам отдыха и сразу начал сражение. Тысячи всадников поскакали к русским рядам, выпустили тучи стрел и умчались обратно. На смену им выскочили новые конники, потом еще и еще, поливая русов дождем смертоносных стрел. Падали воины и кони, но строй стоял непоколебимо; русы тоже встречали врага густым потоком стрел, печенеги несли большие потери.
Тогда хан бросил все свои силы. 3акипел ожесточенный бой. Игорь с высоты видел, как крутились печенежские всадники, стремясь взобраться на земляной вал, но русы длинными пиками сталкивали их обратно, рубили мечами, стояли твердо.
Печенеги отхлынули, однако, перестроившись, вновь бросились на прорыв, и снова были отброшены. Однако упрямства печенегам было не занимать. Сеще большим упорством они кинулись вперед. Сражение кипело по всей линии войск. Но прорвать ряды русов им и на этот раз не удалось.
Свенельд, руководивший боем с высоты поставленных телег, указал на левое крыло войска:
