— Не знаю. Тут я тебе не советчик. Поступай, как считаешь нужным.
Разговор с Иваном не успокоил, а, наоборот, разбередил рану. Мысли Юрия метались, словно птица в тесной клетке. Наконец он не выдержал и ускакал в Кучково.
Боярин встретил его хмуро. Приказал истопить баньку с дороги, сытно и вкусно накормил, но потом, сославшись на нездоровье, ушел в свою горенку и больше к нему в этот день не вышел.
Листава его приезду обрадовалась, но была заметно печальна. Он сразу это заметил.
— Листава, о чем ты грустишь? — спрашивал он ее участливо.
— Нет, ничего, — отвечала она уклончиво. — Тебе просто показалось.
— Но я же вижу, что не такая, как была прежде. Синие круги под глазами…
— Это мне ночью плохо спалось. Духота и комары налетели, покоя не давали.
Он привез ей платье, сшитое по его заказу суздальским портным из византийской ткани. Подарок ее растрогал до слез, но взять она его не решалась.
— Что скажут в Кучкове, когда я пройдусь в нем? — спрашивала она его. — Да и дома не поймут.
— Скажешь, что подарил я.
— Легко подумать — подарок князя! А с какой такой стати?
— Любит он тебя, этот самый князь!
Она вздохнула и просто, без надрыва произнесла:
— А у этого самого князя жена и трое детей, и об этом все-все знают.
Юрий поперхнулся, долгое время молчал.
Наконец произнес, смотря себе под ноги, как провинившийся ребенок:
— Я сам об этом думаю постоянно. Не знаю пока решения, но оно будет. Знаю только одно твердо: мы будем вместе.
— Мне бы тоже хотелось, — простодушно проговорила она и доверчиво прижалась к нему. — Ты меня в мыслях и дни, и ночи преследуешь, покоя не даешь. Только о тебе и думаю. Совсем разум потеряла.
— Мы оба разум потеряли, — улыбнулся он.
Он уехал в Суздаль с твердым намерением развестись с женой.
Юрий и не заметил, что боярин не проводил его. А Кучка между тем находился в крайне угнетенном состоянии. Он вдруг решил, что давно влюблен в Листаву и только сейчас это понял. Мысли о ней сопровождали его повсюду, вызывая досаду и раздражение. Раньше ему было приятно ухаживание Листавы, ее поклонение. Он к этому привык, считал, что так и должно быть. Если бы она и дальше продолжала преследовать его, он не стал замечать ничем не примечательную, по его мнению, девчушку. Но она вдруг ушла к Юрию. Сначала это задело его, затем стало тревожить, и, наконец, он стал думать об этом постоянно, это превратилось у него в какую-то необъяснимую болезнь. Как это часто бывает у людей высокомерных и самовлюбленных, он внушил себе, что любит Листаву, любит давно, а Юрий отнял ее у него, отнял несправедливо, нечестно, и он должен ее во что бы то ни стало вернуть. Вот почему он избегал встреч с Юрием, вот почему не пошел провожать его.
На другой день после отъезда Юрия он случайно узнал, что Листава приболела и никуда не выходит. Он приказал испечь медовых пряников и, завязав несколько штук в узелок из кусочка холстины, отправился к ней.
Листава лежала в кровати, хлюпала носом и куталась в одеяло из шкуры оленя. В углу играл кознами братишка, но, увидев боярина, выскочил наружу.
— Доброго здоровья, Листава, — произнес он ласково. — Услышал о твоей немочи, решил наведаться. Вот пряников принес, мой повар для тебя расстарался. Ешь и поправляйся.
— Спасибо, боярин. Не знаю, чем благодарить за такое внимание.
— Пустяки. Обычное дело. Я всегда к тебе хорошо относился.
— Я знаю. И премного благодарна.
— Можно сказать, что всегда был надежным другом.
— Я всегда высоко ценила такое отношение.
— Хочу еще добавить, что я тебе больше, чем друг.
— Мне приятно это слышать.
— Ничего особенного. Просто живи и здравствуй.
— Да вот не очень хорошо здравствуется…
— Ничего, это дело наживное. Пройдет немного времени, выздоровеешь и снова будешь бегать в свою любимую рощицу. Мне бы хотелось, чтобы ты взяла меня с собой. Помнишь, как недавно этого хотела?
— Не забыла…
— Мне было все некогда и некогда. Но вот сейчас я стал немного свободнее и согласен вместе с тобой погулять по Замоскворечью.
— Спасибо, боярин. Только не пойму, зачем это тебе?
— Как зачем? Ты же знаешь о моих чувствах к тебе…
— Ты же сам сказал — дружеских…
— Нет, Листава, не только дружеские у меня к тебе чувства. Я люблю тебя. Я это понял давно, но сказать решился только сейчас. Надеюсь, ты тоже ко мне неравнодушна и ответишь взаимностью.
Листава откачнулась и стала смотреть на него во все глаза. Наконец произнесла:
— Это невозможно. Никак невозможно…
— Но почему?
— Мое сердце занято…
— Уж не князем ли Юрием? — сказал он пренебрежительно.
— Да, им. А что тут такого?
— Но он женат!
— Ну и что? Мы просто встречаемся, и мне этого достаточно. Я не собираюсь выходить замуж ни за него, ни за кого-то другого. Я так решила.
— Глупенькая! Такого не бывает. Рано или поздно родители просватают тебя.
— Это когда-то будет!
— И будешь жить с нелюбимым? Даже не представляешь, какая это мука. А меня ты любишь. Я ведь помню, как ты стояла перед окнами моего терема. Разве не было такого?
— Было, боярин. Было. Но только время то миновало, кануло в прошлое.
— Так не бывает! Если ты любила меня совсем недавно, значит, продолжаешь любить и сейчас.
— Нет, боярин, не так. Любовь у меня сейчас переведенная. Я любовь свою перевела с тебя на князя Юрия, и уж с этим ничего не поделать! — неожиданно решительно и твердо произнесла она и даже спиной выпрямилась, свысока поглядывая на Кучку.
Он на некоторое время смешался. Никак не ожидал столь крутого поворота в разговоре. Но, такая гордая, она еще больше понравилась ему. Наконец он пришел в себя, кашлянул для солидности, сказал назидательно:
— Зря ты так. И любовь твоя зряшная. Бросит он тебя. Обязательно бросит. Уйдет к другой, обманет и предаст.
— Это почему же?
— Потому что он — князь!
— Он не обманет и не предаст, потому что он — князь! — с вызовом возразила она.
И тут в Кучке заговорила спесь. Он вытянул шею, проговорил, растягивая слова:
— Я никого так не просил и ни перед кем так не унижался! Но ты еще пожалеешь, что не приняла протянутой руки! И запомни: Кучка помнит добро, которое ему кто-либо сделал, но он не забывает и не прощает зла, учиненного кем бы то ни было!
