Наконец они вбежали в какое-то помещение. В нем было три стола, скамейки, сидел старик, в глубине помещения виднелась стойка с горящей свечой.
– Это харчевня, – придушенным голосом проговорил Вавула. – Присядем и сделаем вид, что пируем с вечера.
Старик быстро оглянулся на дверь, хитровато улыбнулся, спросил:
– Аль набедокурили?
– Нет, дед. Просто я не дал сохальничать над девушкой, – ответил Вавула, раздувая ноздри.
– И то верно! Только вам надо что-то из угощения поставить перед собой, – проговорил старик, проворно подскочил к стойке, крикнул: – Оляпко, выдь на чуток!
Из двери выглянул испуганный хозяин харчевни.
– Не бойся, – успокоил его старик. – Свои это. Спроворь им побыстрее хмельного и из закуски что-нибудь! Я уплачу потом.
Хозяин исчез ненадолго, вернулся с кувшином вина, куском мяса и ломтем черного ржаного хлеба, поставил перед молодыми людьми. Молча исчез. Вавула и Росава сидели напряженные, как натянутые луки.
Старик склонился к ним, посоветовал:
– Вы ешьте, ешьте. А то придут завоеватели, сразу скумекают, что дело нечистое: ночь за столом просидели, а к еде не притронулись. Ты, раб Божий, налей себе и девушке своей. Звать-то тебя как?
– Вавулой.
– Вот и хорошо, Вавула. А меня Клямом кличут. Выпьем за жизнь и здоровье. Они в наше время ничего не стоят!
Выпили. Закусили.
Вавула в полутемноте разглядел нечаянного сотрапезника. Лицо маленькое, в морщинах, окаймлено короткой бородкой, из темной глубины глазниц весело сверлил их колючий взгляд.
– И куда вы теперь? – спросил он, вытягивая петушиную шею.
Вавула неопределенно махнул рукой: куда пойдешь, когда в доме труп вражеского воина?
– Некуда, значит? – тотчас определил старик. – Тогда, может, со мной двинете?
– Это куда? – насторожился Вавула. (Росава сидела безучастной, будто и не жила; она была еще там, в своем доме...)
– А куда решу. Авось выйдем на какую-нибудь дорожку.
Вавула мрачно взглянул на него, кивнул:
– Веди, старик. Хуже не будет.
Клям вывел их из харчевни, огляделся. Всходило солнце. В разных местах полыхали пожары, доносился шум, крики, в дальних концах улиц мелькали фигурки людей.
– Пойдемте, рабы Божьи, вон в том направлении, – указал старик на крепостную стену, которая виднелась недалеко. – Живет там друг заветный, авось примет!
Они пробежали некоторое расстояние, оказались возле землянки. Клям постучал в дверь. Оттуда спросили:
– Кого Бог прислал?
– Кнах, открой, голубок, это я, Клям.
Дверь отворилась, в проеме показалось волосатое лицо, на котором виднелись пуговкой нос и узкие глазки. Человек хмуро осмотрел пришедших, кивнул головой:
– Ладно, заходите.
Землянка тесная, в углу горела лампада, освещая лик святого. С одной стороны был пристроен помост, на котором, накрывшись лохмотьями, спал какой-то мужчина, с другой – стояли грубо сколоченные столик и лавка.
Присели. Хозяин строго спросил Кляма:
– Го-ко вел-при?
– Шие-хоро ди-лю. Жные-ну ман дут-бу.
– Чаешься-ру!
– Ад
[2]
.
Хозяин подумал, спросил Вавулу:
– Есть будете?
Вавула ошарашенно смотрел на этих людей, которые изъяснялись на тарабарском языке, и не сразу смог ответить. Вместо него проговорил Клям:
– Мы из харчевни. Лучше побыстрее выведи из города.
Тот молча кивнул, пошарил под лавкой, вытащил палицу, коротко бросил:
– Шагайте за мной.
Они прошли до крепостной стены. Кнах разгреб какую-то ямку, вытащил веревочную лестницу с крюком, ловко закинул наверх, скомандовал:
– По одному! И поспешайте!
Перебрались на ту сторону, направились в сторону леса. Шли долго. Сначала шагали по проселочной дороге, потом запетляли по еле заметным тропинкам. В полдень оказались в густой чаще леса, миновали болото; наконец сквозь темную колючую стену елей продрались к землянкам, вырытым на песчаном холме; рядом текла узенькая речушка с прозрачной коричневатой водой.
Из землянки выползли двое мужчин: один высокий, долговязый, с медлительным взглядом и неторопливыми движениями, второй пузатенький, с большой головой на короткий шее. Оба стали рассматривать Вавулу и Росаву безо всякого выражения. Наконец длинный спросил:
– Чем-за вел-при щину-жен?
– Меч ано ен виться-нра? – в свою очередь спросил Клям.
– Баба шать-ме дет-бу.
– Рот-наобо гать-помо нет-ста.
– Меч отэ?
– Дишь-уви
[3]
.
– О чем это они говорят? – спросила Росава‚ прижимаясь к Вавуле; ей страшен был мрачный лес, пугали эти полудикие люди.
– Кто их знает. Видно, мы чем-то им не понравились.
– А кто они?
– Не догадываешься? Разбойники.
Он сказал это очень тихо, но, как видно, у Кляма был тонкий слух, он услышал его слова и тотчас зачастил:
– Не разбойники мы, а лесные работники. Кто как может, так и устраивается. Мы вот в лесу устроились, в лесу работаем. Стало быть, лесные работники.
– И чем же вы промышляете, добрые люди? – спросил Вавула.
– А тем, что Бог подаст. Кому лес валить, кому смолу собирать, а кто по ягоды-грибы ходит или на лесного зверя. Мы же некоторым людям облегчаем их ношу. Это тоже работа, к тому же весьма прибыльная. Поняли теперь?
– Поняли. Куда еще понятней, – протянул Вавула.
– И у вас пути иного нет, как присоединиться к нам. Потому что пойдете в Новгород, так сразу в лапы князя Давыда Святославича попадете, и он вам ваши головушки отрубит за убийство своего воина.
– А где они жить будут? В землянке и так тесно, – спросил долговязый.
– Выроют новую.
– Тогда пусть копают. Я им не помощник.
– Все будем помогать! – строго сказал Клям. – Мы живем единым лесным братством. Стало быть, все заботы должны делить поровну.
Долговязый опасливо глянул на Кляма и промолчал, и Вавула сделал вывод, что порядок здесь держится на старике и его побаиваются.
Коротыш все это время не сводил масляного взгляда с Росавы, наконец, подошел к ней и предложил миролюбиво:
