– Все верно. Но ты нарушил завет своей матери.
– Какой завет? Она мне ничего не говорила относительно моего дяди.
– Зато со мной беседовала.
– Почему же ты мне ничего не сказала?
– Некогда. То свадьба, то похороны. Но об укреплении границ княжества она говорила со мной неоднократно.
– И велела направить в Усвят Давыда?
– Только его. У него настойчивый, упорный характер, только он сможет навести там порядок.
– Раз ты так считаешь...
– Не я, а покойная княгиня распорядилась в свое время.
– Что же мне делать? Разве я могу пойти против воли усопшей матери?
– Никак нельзя, князь.
– Тогда вот что... Ты уж сама... сама как-нибудь объяви о моем новом решении... А то мне как-то неудобно...
– Мне он не поверит. Надо, чтобы приказ он услышал из твоих уст.
– Вот ведь какая неприятность... Но ладно, зови.
Явился Давыд. Набычившись, встал у порога, перевел взгляд с князя на княгиню. Михаил барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Все трое молчали.
Наконец Давыд не выдержал, с трудом выжал из себя:
– Звали?
– Видишь ли, какое дело, дядя, – неуверенно начал Михаил, пряча от него глаза. – Мы вот тут посовещались...
– И что надумали?
– Надо тебе ехать в Усвят...
– Но ведь ты только что мне приказал остаться в Полоцке! – выкрикнул Давыд.
– Ну ты понимаешь, все как-то особым образом изменилось, и я ничего не могу поделать...
– Но ты князь или не князь?
– Князь, князь, я знаю это!
– Тогда почему позволяешь решать за себя другим людям?
– Нет, нет, на этот раз решал я сам. Самолично.
– Не верю! Потому что мы только что с тобой беседовали, ты говорил одно, а теперь совершенно другое. Почему?
– Да, почему? – обратился Михаил к Росаве.
– Так завещала покойная княгиня.
– Да, дядя, так повелела в свое время моя мама. А я не могу ослушаться ее, даже если она уже не пребывает с нами.
– Но почему ты мне раньше ничего не говорил о завете твоей матери?
– Я не знал...
– Она через меня передала свое повеление, – поспешила вмешаться Росава, видя, как все больше теряется и слабеет волей ее муж. – Так что, князь, собирайся в путь, и ничего другого тебе не остается делать.
Давыда всего передернуло, он метнул злобный взгляд на Росаву и молча вышел из горницы.
– Не понимаю, чем плохо жить в Усвяте? – недоумевал Михаил после его ухода. – Был я там. Приличный городишко, хорошие, приятные люди. А леса на редкость богаты дичью и зверями, охотиться одно удовольствие. Я ведь знаю, дядя заядлый охотник. Так что быстро привыкнет и освоится. И не надо слишком беспокоиться, не правда ли, Росава?
XV
Возвращения Мстислава в Новгород никто не ждал, он появился со своей дружиной неожиданно. Так ему захотелось. Чтобы без толп народа, выбегающих в поле родственников, криков, плача. Потихоньку проехать во дворец, увидеть жену, близких, а потом в баньку попариться с дороги и в чистую постель, о которой забываешь во время походов...
Так оно и случилось. Суета началась только после прохождения воинов через главные ворота города. Не успели разнести весть по улицам, как он уже подъезжал к крыльцу дворца. Навстречу выскочила Кристина, только косы разлетались на ходу. Он слез с коня, обнял ее, нежную, трепещущую, чмокнул в губки. Вот ведь как получается! Подарила ему судьба существо искреннее, бесхитростное, любящее, только бы миловаться и радоваться. А нет у него к ней глубокого чувства. Так, пару раз вспомнил во время разлуки, да и то по какому-то житейскому поводу: вот платок на дорогу вышила, вот полотенце с каймой сунула в походную сумку...
Обняв и прижав к себе, Мстислав повел ее во дворец, по пути выспрашивая:
– Ну как без меня жила? Никаких происшествий?
Она, преданно заглядывая ему снизу радостно блестевшими глазами, на которые навертывались слезы счастья, отвечала односложно:
– Все хорошо. Я здорова. Во дворце спокойно. Я счастлива. Очень.
Она хорошо говорила по-русски, но, видно, боялась ошибиться и поэтому говорила короткими фразами.
– Как дядя Вячеслав? – Для него он был вторым отцом, поэтому про него он никогда не забывал.
– Болеет. Но держится. Я ему сказала, выйдет встречать.
– Воимир все грамоты пишет?
– Пишет.
Воимир в последние годы увлекся книгами, много читал, стал сочинять летопись, поэтому Мстислав в поход его не взял, а поставил во главе государева двора, чтобы он вел все хозяйственные дела и записывал расходы и приходы в казну; Воимир был не только грамотным, но и старательным, точным до мелочей человеком и очень подходил для такой должности.
– Значит, во дворце все в порядке? – спрашивал Мстислав.
– Да. И еще вот что, – произнесла она таинственно, гладя его по груди свободной рукой. – У нас будет ребенок.
– Ты беременна? – наклоняясь к ней, спросил он.
– Да, – прижимаясь к нему, затаенным голосом ответила она. – Ты доволен?
– Конечно! – ответил он, хотя в душе от этого известия не пережил ничего – ни радости, ни огорчения.
Тут Мстислав увидел Вячеслава. За последние два года тот сильно сдал и постарел: появилась обширная лысина, морщины прорезали лицо, глаза стали слезиться. Но все та же ласковая улыбка, те же добрые, любящие глаза. Вот человек, который всех устраивал, никогда не имел недругов, всем старался помочь, каждому стремился чем-то посодействовать!
Мстислав шагнул к нему навстречу, но его обогнал Ярий, кинувшийся на шею отца...
Мстиславу очень хотелось чем-то порадовать своего дядьку, и он сказал, когда они направились во дворец:
– Скучаешь, наверно, по родным черниговским краям?
– На крыльях бы полетел! Как вспомню, какие там денечки стоят хоть летом, хоть зимой, аж душа разрывается от тоски! Гнетут меня здесь и дожди бесконечные, и туманы холодные и сырые...
– Скоро поедете с Ярием на юг. Только не в черниговские, а в переяславские земли. Исхлопотал я для него имение на берегу Псёла. Сам Мономах награждает его за храбрость и отвагу в бою, а также за верную службу. Готовься, дядька, старость проведешь в собственном боярском тереме и в окружении внуков!
– Неужто правда? – по лицу чувствительного Вячеслава потекли слезы. – Мне такое даже во сне не грезилось...
– Правда, правда, отец, – подтвердил Ярий. – Мне сам Мономах выделил земли на Псёле. Беспокойное место, половцы рядом, но ничего, обживемся, привыкнем. Не мы одни в тех краях жить будем!
