Мономах, узнав, что Василька схватили и ослепили, ужаснулся, заплакал и сказал:
– Такого зла никогда не бывало на Русской земле ни при дедах, ни отцах наших.
Он тотчас послал сказать Черниговскому князю Давыду и правившему в Новгороде-Северском Олегу: «Приходите к Городцу, исправим зло, какое случилось теперь в Русский земле и в нашей братии, ибо брошен между нами нож; если это оставим так, то большое зло встанет, начнет убивать брат брата, и погибнет Земля Русская; враги наши половцы придут и возьмут ее».
Владимира Мономаха поддержали и черниговский князь Давыд, и даже давнишний враг его, князь Олег. Их соединенное войско двинулось на Киев и заставило великого князя Святополка присоединиться к ним против Давыда Игоревича. Но Давыд упросил князей не наказывать его, так как он уже освободил Василька, и они договорились миром. Это подтвердил и посол от самого Василька. Соединенное войско русских князей повернуло назад.
Но долго еще гроза, разразившаяся в 1097 году, грохотала по русским просторам. Василько не мог простить обиду Давыду Игоревичу и объявил ему войну. Давыд был осажден в своем стольном городе Владимире-Волынском. Василько послал сказать гражданам города: «Мы пришли не на город ваш и не на вас, но на врагов своих, которые наустили Давыда; послушавши их, он сделал такое зло; выдайте их, а если хотите за них биться, то мы готовы». На вече граждане заставили Давыда выдать тех, кто организовал увечье Василька. Все они по приказу Василька были повешены за ноги и расстреляны из луков. Давыд был лишен княжения во Владимире-Волынском и переведен во второстепенные городки, раскиданные на огромном расстоянии между владениями других князей.
В 1100 году в Витичеве князья провели второй съезд, на котором вновь поделили владения, и на Руси установилось зыбкое единство.
XX
После победы над новгородской ратью встречать войска вышло все население Полоцка. Михаила и Росаву сняли с коня и на руках внесли во дворец. Три дня пировали и во дворце, и на улицах города.
Когда отшумели празднества, Росава завела разговор с мужем о Давыде и Глебе.
– Надо, князь, вызывать их в Полоцк и судить судом Боярской думы. Они, точно вороги, столько бед накликали на землю полоцкую, что содеянного прощать нельзя!
Михаил поморщился, ответил примирительно:
– Но ведь все обошлось как нельзя лучше. Мы отогнали от наших границ новгородцев, Давыд и Глеб помогли нам в этом. За что их наказывать?
– А разоренные селения на Новгородчине? Это ведь не какие-то иноплеменники, а русы! А сколько погибло в битве – и полочан, и новгородцев. Это тоже русы! Нет, если ты, князь, болеешь за свою землю и свой народ, то не должен спускать своим дядям. Они должны быть наказаны!
– Ах, Росава, как мне не хочется ворошить старое! Все так радовались победе, все так веселились. А теперь предлагаешь взять под стражу дядей и посадить в подвал. Как в народе воспримут такую жестокость?
– Ничего жестокого не будет, если мы накажем людей, повинных в гибели и разорении многих твоих подданных. Нет, князь, если ты не приструнишь их, то народ не поймет и будет возмущаться и проклинать нас с тобой!
– Ну хорошо, хорошо. Вели написать приказ явиться им в Полоцк, а я подпишу.
Гонец с грамотой поскакал в Усвят и Минск. Вернулся скоро, привезя устный ответ братьев: явиться в Полоцк не могут, потому что заняты делами по укреплению крепостей.
– Совсем распоясались! – воскликнула Росава, выслушав гонца. – Но пусть не думают, что неповиновение сойдет им с рук. Я это так просто не оставлю!
– Что ты намерена делать? – встревоженно спросил Михаил.
– Возьму дружинников и сама приведу их на суд и расправу!
– Не делай этого! Они не пощадят тебя, они не оставят тебя в живых! Я не хочу тебя потерять!
– Я – княгиня! Как посмеют они меня тронуть? К тому же ты все время говорил, что они добрые и отзывчивые люди.
– Да, но мама иногда предупреждала, что от них можно ожидать всякой пакости.
– Тем более надо привезти в Полоцк и призвать к ответу!
– Ах, поступай как тебе хочется! – отмахнулся он наконец.
Росава стала думать, к кому из братьев ехать в первую очередь. Давыд шумный, буйный, вспыльчивый, так просто он не сдастся. Надо его первым лишить связи с братом и подданными, а потом уже взяться за Глеба. Глеб, конечно, хитрый и изворотливый человек, но любит действовать наверняка и, когда увидит, что окружен ее дружинниками, покорно сдастся. Значит, надо сначала ехать в Усвят.
Так она и сделала. С десятком дружинников явилась в Усвят и направилась в терем князя. Выскочивших навстречу слуг спросила:
– Князь Давыд у себя?
– Да. Пирует вместе с братом.
Это было неожиданно, положение резко осложнялось. То, что братья окажутся вместе, она даже не предполагала, думала, что они как сидели, так и сидят по своим городам. Что делать? Как поступить? Выманить одного из них и взять под стражу или брать обоих сразу? Размышлять некогда, надо идти в горницу и решать все на месте.
Подозвала к себе десятского, приказала:
– Войдем вместе. Как кивну головой, брать обоих!
– Управимся, княгиня!
Она резко открыла дверь и увидела братьев, сидящих за столом, на котором стояли кувшины, бокалы и разная снедь. Братья уставились на нее пьяными глазами. Приход ее был для них совершенно неожиданным, они растерянно молчали.
Росава решительно подошла к столу, положила перед ними грамоту, проговорила властным голосом:
– Вот приказ князя, предписывающий вам явиться в Полоцк немедленно!
Дружинники прошли за спины братьев, завели им руки назад.
– С какой стати? – наконец выкрикнул Давыд. – Что мы такого сделали? Мы отмечаем нашу победу над новгородцами, а вы тут врываетесь и мешаете нашему торжеству!
– Вам обоим ответят на это в Боярской думе. Выводите их! – приказала Росава.
И тут произошло неожиданное. Давыд, обладавший большой силой, чуть пригнулся, а потом рванулся вперед. Дружинники от неожиданности выпустили его, он кинулся к окну, ногами выбил раму и вместе с ней вылетел со второго этажа.
Росава обернула белое лицо к дружинникам, произнесла коротко:
– Догоните!
Стуча каблуками сапог по деревянной лестнице, воины сбежали вниз и выскочили на улицу. Росава бросила двум воинам, которые держали Глеба:
– А этого связать.
Стали ждать. Сначала было тихо. Но потом на улице раздался громкий говор, он переместился в терем, и вскоре в горницу ворвалась большая группа вооруженных людей во главе с Давыдом. На Давыде дыбом стояли черные волосы, красная рубаха распахнута, показывая заросшую растительностью грудь, пьяные глаза полыхали. Он громко закричал, указывая пальцем на Росаву:
